Всю ночь Франческа просидела без сна, глядя в темноту и проклиная Джека, заставившего ее делать непосильный выбор между ним и матерью.
Утром Эдуард проводил Франческу, Сюзанну и Кристофера в аэропорт. С тех пор как в Нассау приехал Джек, Эдуард впервые оказался наедине с Франческой. Они ехали вдвоем в его машине, а бабушка и внук — в такси. Эдуард держался несколько отчужденно, хотя явно принимал происходящее близко к сердцу. Отъезд Джека его очень удивил, но он ни о чем не спрашивал.
— Не возражаешь, если я как-нибудь приеду в Венецию на несколько дней? Я не бывал там со студенческих лет. — Он говорил так неуверенно, словно не было той ночи, когда тревога за жизнь Кристофера объединила их.
— Всегда рада тебя видеть. — Повинуясь импульсу, она быстро поцеловала Эдуарда. Он прижал ее к себе.
— Надеюсь, с тобой все будет в порядке.
Уже в самолете Франческа посмотрела в иллюминатор. Эдуард стоял в стороне от других провожающих. Сейчас она испытывала к нему такое же теплое чувство, как и в ночь после беды с Кристофером. Промчавшись с ревом по взлетной полосе, самолет поднялся в воздух.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Венеция
1975
Глава 34
Держа Кристофера за руку, Франческа стояла на корме моторного катера. Сюзанна молча сидела рядом, захваченная воспоминаниями. Мимо них проплывали фасады древних зданий. Широко раскрытыми глазами мальчик смотрел на Венецию.
— Мам, а почему у нас дома нет таких лодок? — спросил он.
— Гондолы не подходят для океана. Да и по улицам в Нассау не плавают.
— Тогда хорошо бы завести себе гондолу в Париже. Представляешь, как здорово кататься по Сене!
— Возможно, мы так и сделаем, — рассеянно ответила Франческа. Не стоило пока объяснять мальчику, что они не возвращаются в Париж. Ей хотелось защитить его от будущего, которое таит в себе то, о чем сыну лучше не знать.
Кристофер осунулся и побледнел. Франческа старалась казаться веселой, но ее внутреннее напряжение словно передавалось ребенку.
— А где лев? Где же крылатый лев? — настойчиво спрашивал Кристофер.
— Здесь, милый, но сегодня слишком густой туман, поэтому нам его не видно. Но обещаю, что обязательно покажу его тебе.
— Я хочу сейчас! — захныкал мальчик. Франческа прижала его к себе и попыталась успокоить.
И снова однообразные соленые болота, пряный запах Адриатики, восточное небо и город, парящий над лагуной словно мираж. «Город на сваях, — думала Франческа, — такое способен задумать только человеческий разум». Когда-то ее превозносили здесь как одну из самых прекрасных дочерей Венеции, преемницу истории и культуры города. И тогда она, словно живое творение искусства, купалась в лучах славы.
Теперь Франческе предстояло увидеть совсем другой город — мрачную средневековую Венецию, населенную озлобленными, мстительными людьми, которых заставили ютиться на жалкой полоске земли и со страхом ждать, что море поглотит ее.
За коронацией порой следует низложение. Оно-то и ожидало Франческу в Венеции, ибо мать бросила на нее тень.
Ничто, даже несравненная красота города, не рассеивало мрачного настроения Сюзанны. Она помнила Венецию иной.
— Те же дворцы и храмы, но общее настроение совсем другое. Я никогда не бывала в Венеции зимой, — заметила Сюзанна, — но все-таки не понимаю, как могла уехать отсюда?
Франческа очень жалела мать, растерянную и потрясенную.
Катер миновал «Гритти-Палас», церковь Санта-Мария делла Салуте и приближался к палаццо Нордонья.
— Как все-таки прекрасна Венеция! Я и не надеялась снова увидеть этот город! — воскликнула Сюзанна, конечно же, не предполагавшая, что вернется домой при столь неприятных обстоятельствах.
Наконец катер причалил к берегу у стен палаццо. Рулевой привязал его к металлическому кольцу, зажатому в пасти мраморного льва. Кристофер с интересом рассматривал двух каменных хищников.
— Мама, а в Венеции есть настоящие львы? — спросил он.
— Нет, зато много каменных. Это символ святого Марка, евангелиста, похороненного в Венеции.
— Что такое евангелист?
— О, дорогой, это долго объяснять. Я расскажу тебе вечером, перед сном. — Франческа помогла сыну сойти с катера. — Осторожнее, не спеши.
Мальчик проворно спрыгнул на мраморные плиты пристани и, задрав голову, посмотрел на верхние этажи палаццо.
— Это бабушкин дом?
— Да, сынок, и я здесь родилась.
Когда их багаж выгрузили, Сюзанна взглянула на дочь.
— Мне бы хотелось открыть дверь и войти, но, полагаю, придется считаться с арендаторами. Мы можем подняться по парадной лестнице?
Нижние два этажа палаццо Франческа сдала в аренду богатой немецкой семье и теперь собиралась занять с матерью и сыном верхние этажи, недавно освобожденные другими жильцами.
— Полагаю, нам лучше воспользоваться черной лестницей, а уж потом попросить немцев разрешить взглянуть на парадную.
— Дорогая, но ты же хозяйка палаццо, они должны относиться к тебе с почтением.
Франческа вздохнула, удрученная присутствием в доме посторонних. Она понимала, что это травмирует и мать. Кстати, именно по этой причине Франческа после смерти отца не посещала Венецию.
На верхней площадке их встретил Эмилио — арендаторы оставили его в услужении. Годы взяли свое, артрит скрутил некогда величественного дворецкого. Старый слуга распахнул дверь и просиял, увидев Франческу:
— Contessina! Наконец-то! Добро пожаловать домой!
Когда он узнал Сюзанну, глаза его наполнились слезами.
— Боже милостивый, неужели это возможно? — воскликнул Эмилио.
Сюзанна, тяжело дыша, задержалась на верхнем пролете лестницы.
— Этот дом поможет мне держаться в форме. Одноэтажные коттеджи избаловали нас, — проговорила она, вглядываясь в полутьму. — Кто там? Эмилио? Неужели это ты?
Через мгновение старик склонился перед Сюзанной и поцеловал ей руку. Она обняла дворецкого.
— Значит, ты все еще здесь, Эмилио? После стольких лет! Слава Богу, не все меняется!
Растроганный Эмилио пробормотал:
— Благодарю тебя, Господи! Свершилось чудо. — Потом добавил: — Пойду-ка займусь вашим багажом.
