наведывались на недельку-другую, чтобы отдохнуть в тишине, а затем уехать в шумные места, где жизнь бьет ключом, или вернуться к делам. Тогда их дома запирали, окна наглухо закрывали ставнями, а мебель зачехляли — как в доме, построенном для жены Карло Нордоньи.
Только одна соседка живо интересовалась положением дел во владении Нордонья. С верхнего этажа своего особняка леди Джейн Хиллфорд прекрасно видела дом с его дымовыми трубами и широкой верандой, обращенной к морю. А в бинокль она могла даже наблюдать за тем, как день за днем становится выше трава, а на северной стороне дома разрастаются мох и плющ. Любое движение на подъездной аллее, подходившей к дому и затем сворачивающей к бунгало на пляже, частично скрытому от ее взгляда темными густыми кипарисами, сразу же привлекало внимание леди Джейн. То, что дом пустует, ее не особенно волновало. Времени у леди Джейн было полным полно, она могла и подождать. Ночь за ночью эта дама подходила к окну спальни дочери и проверяла, не светятся ли в доме соседей огни, как обязательно сделала бы Сибилла, будь она жива. За усадьбой Нордонья простиралось бескрайнее море.
На последней неделе октября леди Джейн заметила, что в пляжном бунгало появился гость, но большой дом по-прежнему пустовал. Казалось, особняк страдает от невосполнимой потери — такой же, какая выпала на долю леди Джейн.
— Господи, как же я по тебе соскучилась! — Марианна еще раз обняла дочь.
Наступил сезон ураганов, и небо было таким же свинцово-серым, как и море, но жара все еще не спала. В доме было прохладно, его бежевые и бледно-зеленые стены пахли сосной. После каменного палаццо домик показался Жози очень уютным. Девушка заметила, что Марианна похудела, от чего янтарные глаза матери казались еще больше. Улыбка же осталась теплой и ласковой.
— Что случилось, мама? — тревожно воскликнула Жози.
— Ничего, я просто устала одна содержать дом в порядке.
Девушка вышла с матерью в сад, пестревший яркими тропическими цветами. Темно-зеленая трава отливала синевой. Пальмы раскачивались на ветру, словно размахивая огромными ажурными зонтиками. Жози дышала полной грудью, упиваясь чистым воздухом тропического леса. Предгрозовая погода бодрила ее после всего пережитого в последнее время. Девушка чувствовала, что эта темная земля и напоенный ароматами воздух вливают в нее новые силы.
Марианна погладила дочь по голове. Ее тревожили перемены в Жози. Теперь она редко слышала ее звонкий смех. У дочери явно появился цинизм.
— Ты писала мне такие веселые письма, так радовалась урокам пения, — заметила Марианна. — Но сейчас я вижу в твоих глазах несвойственную тебе прежде грусть. По-моему, ты что-то скрываешь, Жозефина, не желая меня волновать. — Мать села на садовую скамейку. Девушка устроилась рядом с ней. — Ты вернулась домой раньше, чем я ожидала, и без Франчески. Не убеждай меня, будто покинула Миреллу Варчи и бросила уроки пения по собственному желанию.
Жози отвернулась, но Марианна коснулась ее щеки и посмотрела в глаза дочери.
— Граф плохо с тобой обращался?
— Да, как с горничной Франчески. Заставил питаться на кухне со слугами, никогда со мной не разговаривал, даже не смотрел в мою сторону.
Марианна молчала, проникнувшись ее болью.
— Мама, я знаю, что он мой отец.
Марианна застыла.
— Кто тебе рассказал?
— Один из слуг в палаццо. Там все знают. Они называли меня bastarda — чаще за спиной, а иногда и в лицо.
— Ты не была груба с Карло?
— Ах, мама, конечно, нет. Я вообще редко его видела. Если тебя только это и беспокоит, то мне больше нечего сказать.
Марианна смягчилась:
— Оглянись вокруг, детка, посмотри, как мы живем. У нас есть все, что нужно, — прекрасный дом, частная школа, красивая одежда, белый дантист, лучший врач в Нассау всегда к нашим услугам. А поездка в Венецию! А уроки пения у знаменитой оперной певицы!
Жози молчала.
— Когда мне было пятнадцать, я бросила школу и перебралась с Гаити на этот остров, — сказала Марианна. — До того как меня нанял Карло, я мыла полы и работала горничной в одном из отелей в центре города. Мне представилась возможность поступить в прекрасный дом к доброму человеку, и я очень благодарна ему. Мое мнение о нем не изменилось. Ты, Жози, не знаешь другой жизни. Дитя мое, я не осуждаю твой гнев, но подумай: если бы Карло вышвырнул меня, как поступили бы многие на его месте, какая жизнь ждала бы тебя?
— Мама, почему ты не сказала мне правду?
— Я не хотела, чтобы это стало известно. Моя бабушка и отец умерли, так и не узнав, что я родила тебя, не выйдя замуж. День твоего рождения был самым счастливым в моей жизни, но я очень боялась, что они все обнаружат. Родить внебрачного ребенка считается на Гаити самым тяжким грехом. К незаконнорожденным детям здесь относятся как к изгоям.
— Значит, ты меня обманывала.
— Я всех обманывала. Как по-твоему, могла бы я возить тебя в гости к родным, если бы рассказала правду? Не обвиняй Карло, дорогая. Он защищал нас обеих и, уверена, никому ничего не рассказывал. Не представляю, откуда узнали слуги.
Жози молчала, и это задело Марианну.
— Франческа знает?
— Нет.
— Но вы же с ней лучшие подруги, раньше ты ей обо всем рассказывала.
— Мы больше не подруги, мама. Я — ее сестра.
Марианна увела Жози в дом: пошел дождь.
— Я очень устала, мама. Пойду распакую вещи.
Когда Жози вышла, Марианна долго стояла, уставившись в окно невидящим взглядом. У дочери теперь свои проблемы. Как она может рассказать ей ужасную новость? Остается только похоронить ее в своей душе.
Марианна закрыла глаза и начала молиться: «Господи, очисть от горечи душу дочери и верни любовь в ее сердце! Дай мне немного времени!»
Через маленькое окошко в верхнем этаже леди Джейн следила за молодой женщиной с золотисто- рыжими волосами, появившейся здесь три дня назад.
Леди Джейн не сомневалась, что это дочка Сюзанны. Тринадцать лет заточения в продуваемом всеми ветрами доме мужа в сельской глуши Англии не притупили у нее ни чувств, ни памяти. Эта девушка была выше и стройнее Сюзанны, но с такими же волосами, той же гордой осанкой и любовью к цветам.
Леди Джейн отложила бинокль и удовлетворенно улыбнулась. События разворачивались самым лучшим для нее образом. Франческа Нордонья не могла бы выбрать более подходящего момента для возвращения из Венеции. Леди Джейн и сама появилась здесь два месяца назад, после смерти мужа. Да, у нее ушло немало времени, чтобы обрести право на свободу. Все эти годы муж держал ее в заточении, однако леди Джейн все же удалось убедить родственников Сирила, что она более чем разумна для безутешной вдовы. Впрочем, леди Джейн всегда считала себя нормальной, а сумасшедшим — покойного мужа. И вот ее отпустили на этот населенный призраками остров, в проклятое Богом место, где все когда-то и началось.
Леди Джейн отметила, что негритянка и девушка куда-то исчезли, но не стала над этим раздумывать. Какая разница, если здесь молодая дама, действительно интересующая ее.
Франческа вышла из бунгало около девяти утра. На рассвете прошел ливень, и сад благоухал ароматами тропических цветов. Но даже это не смягчало ее одиночества и отчаяния. Не отвлекали и
