— Отлично, тогда я представлю тебя еще парочке местных достопримечательностей.
Взяв за локоть, он повел Дженну по гостиной, представляя ее людям, которых, несомненно, прекрасно знал не первый год. Она старалась улыбаться при упоминании имен и мест, о которых никогда в жизни не слыхала. Улыбка стала очень натянутой, когда к ним присоединилась рыжая. Она взяла Брэда за руку и пустилась в воспоминания, которые ему, очевидно, доставляли немалое удовольствие.
Последний удар был ей нанесен, когда всех пригласили к столу. Дженна и так чувствовала себя не в своей тарелке, а тут еще оказалось, что, согласно написанным каллиграфическим почерком карточкам, место Брэда было рядом с местом Уинки Фаррелл. Карточка же с нацарапанным впопыхах карандашом именем Соррел стояла рядом с карточкой Эдлона Бейкера, того самого глухого, как пень, старика.
Вспышка ее гнева была так сильна, что Дженна начисто забыла о своих добрых намерениях.
Схватив Брэда за рукав, она выволокла его в переднюю.
— Ну вот что, — прошипела она. — Я прекрасно поняла, что хочет сказать твоя мамаша. Я никогда не стану таким человеком, как Патриция. И я не смогу стать Уинки! Да я и не желаю быть похожей на людей, что нравятся твоей матери. Я могу быть только сама собой, и если тебя это не устраивает, то давай больше не встречаться.
Вспышка подействовала на нее благотворно, даже очищающе. В аль-Ремале ее семья принадлежала к верхушке общества, да и здесь она, как уважаемый профессионал, пользовалась всеобщим уважением. Так как же смеет мать Брэда относиться к ней столь пренебрежительно!
Но когда она захлопнула за собой дверь своей квартиры и швырнула сумочку о стенку, чувство праведного гнева стало улетучиваться. Бадиры вообще всегда были вспыльчивы, но отходчивы. Вместе со способностью рассуждать к Дженне вернулось чувство сожаления. Да, мать Брэда вела себя отвратительно. Но сам-то Брэд в чем виноват, что она, как фурия, вылетела, пылая гневом, из дома Абигайль? Она ведь даже не поела! Дженна чуть не расхохоталась, поняв, что просто умирает с голоду.
Холодильник оказался почти пуст. Обследовав его сверху донизу, Дженна обнаружила лишь немного зеленого салата, помидор и кусок сыра. Да, негусто.
Раздался звонок в дверь. Дженна нажала кнопку домофона.
— Доставка пиццы, — произнес грубый хриплый голос.
Что за добрый гений желает спасти ее от голодной смерти? Но это какая-то ошибка.
— Я ничего не заказывала.
— Но я привез пиццу именно по этому адресу, леди.
Что-то в голосе показалось ей знакомым. Она сбежала вниз по лестнице и заглянула в глазок. Перед дверью стоял Брэд с огромной пиццей в руках. Дженна открыла дверь.
— Тебе повезло, что я голодна, — сказала она, не желая показать Брэду, как рада видеть его у себя, как она счастлива, что он не дал ей уйти просто так.
Сидя на кухне, Дженна старательно уничтожала аппетитную пиццу, предоставив Брэду говорить за двоих.
— Дженна, мы же совсем не знаем друг друга. Твоя мать еще жива?
— Нет, она умерла, когда я была еще подростком.
— Прости, должно быть, тебе было очень тяжело. — Брэд ласково коснулся ее руки. — Но позволь мне все же спросить у тебя: будь она жива, разве не махнула бы ты рукой на все ее глупости просто потому, что она твоя мать и ты ее любишь?
— Конечно, махнула бы, — призналась Дженна.
— Отлично, — обрадовался Брэд. — Вот я и говорю… Кстати, дама, которую так ненавязчиво предлагает мне мать…
— Уинки? — не без ехидства спросила Дженна.
— Да, Уинки. Боже милостивый, на самом деле ее зовут Гвендолин. Так вот, мы с ней дружим с шестилетнего возраста.
— Да? — В Дженне проснулся профессиональный интерес.
— В том-то все и дело. Мы сегодня устроили весь этот балаган только потому, что очень хорошо знаем друг друга. Послушай, она не станет возражать, если я тебе это скажу: весь Бостон, кроме моей матушки, знает, что у нее роман с одним актером.
— Понимаю.
— Что-то я сомневаюсь.
Оба вдруг рассмеялись.
— Кстати, — сказал Брэд, — может быть, стоит свести Абигайль с Каримом? Они, кажется, придерживаются одинакового мнения о наших с тобой встречах.
Дженна рассмеялась еще громче. Это была истинная правда. Ее сын, гарвардский студент, всерьез заболевший египтофилией, оказал Брэду прямо-таки ледяной прием, плохо замаскированный деланной любезностью. Но сейчас неодобрительное отношение Карима совершенно не волновало Дженну, и не потому, что ее перестал занимать собственный сын, нет, просто теперь она чувствовала, что ей нечего стыдиться в своих отношениях с Брэдом.
Брэд поцеловал ее, на этот раз не спросив разрешения. Их губы надолго слились.
— Значит, теперь мы жених и невеста? — Голубые глаза Пирса смотрели на нее совершенно серьезно.
— Жених и невеста?
— Отныне никаких Уинки. Только ты и я.
— Да, — ответила она, отбросив страхи и сомнения, не обращая внимания на занудный внутренний голос, шептавший ей, что по законам Соединенных Штатов и аль-Ремаля ее права на серьезные отношения с мужчиной, во-первых, ограничены, а во-вторых, просто не существуют.
Их помолвка означала очень многое: возможность искренне говорить с другим человеком, делиться с ним радостями и горестями. С человеком, который всегда будет на ее стороне, который помассирует ей уставшую спину и приготовит омлет, когда, кажется, у нее нет сил даже поесть. С человеком, которому ты небезразлична.
«Как я только ухитрялась столько лет обходиться без него? — думала Дженна всякий раз, глядя в бездонные синие глаза Брэда.
— У меня есть коттедж в Марблхеде, — сказал он вечером в среду, разыскивая в компьютере Дженны пропавший файл. — Думаю, дом тебе понравится. Почему бы нам не поехать туда на уик-энд?
— Идет, — согласилась Дженна, понимая, что Пирс приглашает ее не только для того, чтобы поваляться на пляже.
— И это коттедж? — вырвалось у Дженны при виде викторианского особняка, украшенного золоченой резьбой по дереву, лепным орнаментом и бронзовыми ручками и шпингалетами ручной работы. — У вас, уроженцев Новой Англии, странная любовь к умалению.
— Пуританское влияние. Мы чувствуем вину за то, что у нас все есть, и поэтому прикидываемся, что у нас нет ничего.
Проведя Дженну по всем восемнадцати комнатам дома, Пирс показал Дженне портреты своих предков, среди них были и грешники, и святые, и те, кто превзошел первых, так и не дотянув до вторых.
— Среди них был даже один пират. Но мой прапрадед Бенджамин — а это он построил этот дом — сказал, отказавшись поместить здесь портрет того негодяя, что для Кинкэйда Пирса достаточно быть повешенным один раз.
Дженна рассмеялась.
— Мне нравится это место. В нем чувствуется характер, как и в тебе.
— Я польщен. Скажи, это твое личное суждение или профессиональное?
— И то, и другое. — Это было правдой. Если она и была теперь в чем-то точно уверена, так это в том, что Брэд принадлежит к редчайшей в наше время породе: он был по-настоящему хорошим человеком. Обманув его, она испытала бы поистине физическую боль.
