неверность. То было громкое дело. Тамер, как старший брат, бросил тогда в сестру первый камень.
Абдалла поджал губы в знак уважения к человеку, сумевшему взять на себя исполнение столь тяжкого долга.
— Прошу тебя, обойдемся без формальностей, ведь мы наедине. Называй меня Али.
— Как скажешь, пр… Али.
Уж кто-кто, а Абдалла знал, что у Тамера есть все основания нервничать. Настоящее этого человека было намного темнее его прошлого, Тамер был владельцем нескольких компаний; в его визитной карточке значилось, что он инвестор, но Абдалла знал о его наиболее прибыльных аферах в интересах ведущих европейских и американских фармацевтических корпораций.
— Окажи мне честь и выпей со мной кофе.
— Напротив, это будет честью для меня.
— Сейчас распоряжусь. Знаешь, несколько дней назад я вспоминал, как мы играли с тобой в детстве.
— Я даже представить себе не мог, что ты обо мне помнишь. Я-то, конечно, прекрасно тебя помню.
— И я подумал: «Что-то давно не видел я своего старинного друга Тамера». Ага, вот и кофе.
Абдалла перекрутил пленку вперед, пропустив болтовню за кофе, — по ремальскому обычаю не следовало сразу переходить к серьезным делам.
— …но знаешь ли, друг Тамер, как бы ни была велика радость нашей встречи, мне придется испортить ее плохой вестью.
— Плохой вестью?
— Надеюсь, ты не станешь наказывать за нее гонца?
— Конечно, нет.
— Очень хорошо, друг мой, тогда слушай: невольно я имел несчастье услышать, кто обесчестил твою сестру.
— Назови его имя, и он умрет.
Абдалла одобрительно покачал головой при этих словах. Что бы ни говорили о Тамере, он человек чести. Голос его на пленке перестал дрожать. Угодливости тоже как не бывало.
— Ах, друг мой, ты сейчас говоришь, как настоящий мужчина, каковым тебя знают все. Я и не ожидал услышать от тебя что-нибудь иное. Однако прости мне, если я скажу, что даже благородное мужество нуждается в закалке, так же, как нуждается в закалке огнем благородная сталь, иначе клинок в бою может оказаться ненадежным и предать своего владельца. Даже в делах такого рода не следует забывать об осторожности. Такой человек, как ты, должен действовать втайне, ибо за пределами аль-Ремаля могут не понять мотивы чести, которые движут тобой, а следует подумать и о своей репутации, и о добром имени королевства.
— Я благодарен тебе за заботу. Так кто этот человек?
— Малик Бадир.
Довольно долгое шипение пленки. Потом Тамер вновь заговорил.
— Я всегда думал, что это он.
— Правда?
Даже в записи можно было почувствовать искренность удивления Али. Абдалла еле сдержал смех: он-то прекрасно понимал, что происходило в резиденции племянника. Али придумал версию про Малика, надеясь склонить Тамера к действию, а тот сам очертя голову рванулся в драку. На допросах Абдалла не раз наблюдал такое поведение у обвиняемых.
— Да. Но теперь я знаю точно. Еще раз благодарю тебя.
— Не следует благодарить за то, что продиктовано долгом уважения и дружбы. Но я надеюсь, что ты понял мое предупреждение. Бадир теперь гражданин мира, и я прошу тебя не… навлечь позор на королевство.
— Я знаю только один способ разрубить этот узел, а что на уме у тебя?
— Так-так. Ты зришь в суть проблемы. Лично я думаю, что следует привлечь кого-нибудь, нанять, ну… хорошо заплатить. Прости, если это покажется тебе бестактным, но я слышал, что у тебя есть кое-какие связи на Корсике.
— У меня множество деловых контактов в разных частях мира.
— Конечно, конечно, еще раз прошу меня простить. Понимаю, что вмешиваюсь в сугубо личное дело. Но я иду на это только ради аль-Ремаля. И из этих соображений я готов заплатить любые деньги, чтобы… уладить дело с… посредником.
— Я ценю твою заботу, но она мне не потребуется. Я сам обо всем позабочусь.
— Поступай, как считаешь нужным, разумеется, ты свободен в выборе. Но если расходы покажутся тебе чрезмерными, не стесняйся обратиться ко мне за помощью. Кстати, я навел кое-какие справки, и это поможет тебе сэкономить время и силы на поиски нужного нам человека. Например, я знаю, что в данное время года Бадир живет с женой на юге Франции, и дважды в неделю они бывают в бистро, расположенном вблизи городка, где расположена их вилла. Его машину легко узнать — я дам тебе подробное описание, — а движение на дороге не слишком оживленное. Если там случится авария… Это, конечно позор, — акт возмездия во имя справедливости должен быть публичным, но я уже говорил: надо подумать и о престиже страны.
— Я все понял и еще раз от всего сердца благодарю тебя, Али Рашад. Я никогда не забуду твоего участия.
Абдалла выключил магнитофон. Всесильный министр легко мог себе представить, как все произошло: убийца входит в доверие к шоферу грузовика, поит его допьяна, потом направляет тяжелую машину на «мерседес», сворачивает шею пьяному шоферу и спокойно покидает место происшествия.
Делом жизни Абдаллы Рашада были тайны, иногда он раскрывал их, иногда долго хранил.
Этот секрет, помимо Абдаллы, знали еще по крайней мере три человека: смерть Женевьевы Бадир была следствием не несчастного случая, а тщательно спланированного убийства. Абдалла придержал эту тайну в интересах аль-Ремаля, но все может в одночасье измениться. Король на смертном одре, и трон наследует брат Али — Ахмад.
Практичностью Ахмад не уступал самому Абдалле, но был настолько рассудочен, насколько импульсивен был Али. Ахмад не испытывал к Малику Бадиру ни любви, ни ненависти. Он просто считал мультимиллиардера весьма полезным для королевства человеком. Возможно, Ахмаду стоит шепнуть о враждебности, которую испытывает к Малику Али, и сказать, что она, эта враждебность, подвергает опасности жизнь полезного для аль-Ремаля человека.
Ахмад будет очень признателен за такого рода информацию.
Что касается Али, то с ним тоже не следует порывать, по крайней мере до тех пор, пока Абдаллу не принудят употребить власть. Все, что теперь следовало сделать Абдалле, это обнародовать тайну местонахождения Амиры и Карима Рашад.
Карим
— Американцам не понять арабов. Их политика на Среднем Востоке — это политика банкротов. А их самоуверенность в вопросе, что лучше для нас, арабов, одновременно и лицемерна, и разрушительна. Все их так называемые мирные инициативы в лучшем случае будут иметь лишь временный эффект.
«Боже мой!» — подумала Дженна. Она никогда в жизни не слышала таких высокопарных речей, особенно в своем доме и от девочки-подростка.
Девочка была дочерью известного бостонского профессора и не менее известного египетского романиста Насера Хамида, и звали ее Жаклин. Жаклин Хамид была одноклассницей и близкой подругой Карима. Сын сидел рядом и жадно ловил каждое ее слово.
Вот и сейчас он согласно кивает головой, глаза его сияют от восторга и восхищения.
— Все так и есть. Даже ты не можешь этого отрицать, мама.
