— Ах, вот оно что! — Борис Бейлод дрожал от ярости, щека его нервно подергивалась.
— Бейлод, прошу тебя…
— Вставай. Мы уходим.
Джесс схватила Бейлода за руку.
— Все это было давно.
Бейлод раздраженно оттолкнул Джесс.
— Гвиннет…
— Гвин, если ты останешься с этим человеком, он убьет тебя, — ровным голосом предупредила Виктория.
В дверях послышался новый голос:
— Мисс Джессика Хантер! Есть здесь мисс Хантер?
К ним подошел коротко стриженный человек лет тридцати пяти в коричневом костюме. В толпе гостей Майки Зейла он выглядел точно обычный воробей в клетке с разноцветными тропическими птицами.
— Мисс Хантер? Я — офицер Пол Гриссон. Мне нужно срочно поговорить с вами. Прошу вас, пройдемте со мной. — Гриссон отступил назад и пропустил Джесс в дверь перед собой. Тон полицейского был извиняющимся, словно Гриссон стыдился самого себя. — Это очень срочно, мисс Хантер.
Гвиннет вяло опустилась на гидропостель.
— Я должна была пойти с Джесс. Должна…
— Вовсе не должна. Ты бы ничем не помогла. Только мешалась бы.
— Но я…
Бейлод замотал кудлатой головой:
— Нет. — Он был все еще в своей потертой кожаной куртке, лицо его искажала гримаса отчаяния и горя. Заложив руки за спину, Борис принялся описывать шагами на полу аккуратный прямоугольник. — Ты нужна мне.
Потрясенная Гвиннет вытаращила на Бейлода свои прекрасные аметистовые глаза. Бейлод еще раз прошелся по периметру.
— Ты ей поверила?
Гвиннет отвернулась и вновь подумала о связи Танкреди с Джонатаном.
— Ты поверила ей? Господи, я мог бы убить эту бабу… и я должен был это сделать, если бы не появился ее дружок и не увел с собой.
Бейлод плакал.
«Боже мой, он плачет, — подумала Гвиннет, — Натурально плачет. Самые настоящие слезы».
— Гвиннет, я никогда не причиню тебе зла. Я никогда, никогда… ты должна верить мне. Я люблю тебя. Я просто не могу делить тебя с кем-либо. Ты — моя. Прошу тебя, Гвиннет, верь мне. Ты нужна мне, Гвиннет. Прошу тебя…
Гвин обняла Бориса, чувствуя, как его тщедушное тело содрогается от рыданий.
— Все хорошо. Успокойся. — Гвин принялась гладить растрепанные волосы. — Я тебе верю.
— Он умер полчаса назад, — отрешенным голосом сообщила Андреа.
Они с Максом сидели рядышком на штампованных зеленых металлических стульях, безжалостный больничный свет делал их лица мертвенно-бледными.
— Его сердце уже было ослаблено, — добавил Макс. — Еще в первый раз.
— Что это было? — спросила Джесс.
— Кокаин. — Взгляд Макса застыл на висевшем на противоположной стене плакате, призывавшем бороться с курением, — единственном украшении больничного коридора. — Парадизо дал ему кокаин. И не только понюхать.
— Игла все еще торчала у него в руке, — деревянным голосом пояснила Андреа.
Парадизо взяли на следующий день. В багажнике его «феррари» нашли пасхальное яйцо работы Фаберже, древнюю статуэтку из розового нефрита и небольшую картину Шагала. Мерзавец клялся, что вещи были подарены ему Стефаном фон Хольценбургом.
Всю кошмарную неделю перед похоронами Макс и Андреа жили как безвольные роботы. Репортеры, почуявшие запах хорошего скандала, связанного с убийством известной персоны и наркотиками, словно мухи сахар, облепили прекрасный дом в Юнтвилле.
— Останься с нами, — попросила Андреа Джесс. — Прошу, будь с нами, пока не кончится весь этот ужас.
Джесс осталась и делала все, что было в ее силах. Но реальную поддержку Хольценбургам оказал Джерико Рей.
Это был высокий худой старик с обветренным лицом цвета тика и темными когда-то глазами, выцветшими до голубизны от старости, яркого пустынного солнца и ветров.
Джерико без особого труда уладил все проблемы с прессой: высоко подняв голову и задрав хищный орлиный нос, он быстро расправился с журналистами и любителями скандальных подробностей, пригрозив засадить их всех за решетку за нарушение права частной собственности в его, Рея, владениях.
В день похорон Макс и Андреа легли спать очень рано, и Джесс пришлось обедать один на один со стариком.
Джерико сидел во главе стола и невозмутимо обгладывал великолепно прожаренные бараньи ребра.
— Ну-с, маленькая леди, и что же теперь будет с вами? — холодно и настойчиво поинтересовался Рей.
— Не знаю.
— Кажется, дело обернулось не совсем так, как вы ожидали? — С холодным равнодушием Джерико снимал ножом мясо с кости. — Послушайте, оставим чувства в стороне. Вы ведь с самого начала все продумали. Вам доставались все деньги.
— Мистер Рей, дело было не в деньгах, Я о них совершенно не думала.
Рей положил вилку, скрестил руки на груди и, не мигая, будто ящерица, уставился на Джесс холодными старческими глазами.
— Я могла выйти за Стефана только по любви, потому что действительно его любила, как люблю и его родителей.
Но я художник, мистер Рей, и я должна работать. Всю свою жизнь я хотела стать художницей. Я никогда не вышла бы замуж за того, кто требовал бы с моей стороны так много заботы. Это было бы нечестно. Ни в отношении его, ни в отношении меня.
— Гм-м-м, художница? — немного помолчав, переспросил Рей. — Художница… — Рей направил на Джесс указательный палец. — И можете это доказать?
— Да, — с вызовом подтвердила Джесс.
— Идет. Вы сами напросились. Попытайтесь убедить меня. Нарисуйте мне картину. Завтра.
Джесс работала истово, не замечая, как летит время, и очнулась лишь тогда, когда за окнами совсем стемнело, а пальцы от наступившего вечернего холода отказывались держать кисть. Только тогда Джесс осторожно спустилась вниз по шатким узким ступеням, совершенно измотанная вернулась в дом и, разыскав Джерико Рея в кабинете Макса, положила перед ним на стол готовый портрет.
— Вот, — сказала она довольно бесцеремонно. — То, что вы хотели.
Джесс не знала, хорошо или плохо у нее получился портрет, да ее это и не волновало. Впервые за несколько лет она взялась за кисть, но ничего не изменилось. Глаза, руки и мозг сработали синхронно, и с полотна на мир смотрел Стефан: каждый локон золотистых волос, каждая пора молодой кожи, улыбающийся рот дышали жизнью.
Джерико Рей безмолвно всматривался в картину.
— А почему вы нарисовали цветы вместо глаз? — спросил он наконец.
— Я так вижу.
Как ни странно, но старик одобрительно кивнул:
— Кажется, верно. — И чуть погодя хрипло добавил:
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел этот портрет.
— Как вам угодно, — согласилась Джесс. — Это ваше дело…
