ковров вряд ли дойдет, поскольку Павел сделал знак старшему лейтенанту, облаченному в белый китель с орденами, при кортике, сопровождать их.
Мне показалось забавным, что с Сильвией, полностью обрусевшей, оба старательно разговаривали по- английски. Кирсанов свободно, а Владимир правильно, но
Остались в полуциркульном зале с фуршетными столиками шестеро
Опрокинули по рюмке, тоже в лучших традициях светской жизни, дружно закурили у приоткрытого венецианского окна.
– Дело у нас следующего рода, – обратился я ко всем сразу, но преимущественно к Воронцову с Ростокиным, считая, что Басманов частично, но в курсе, профессор тем более. – В технические детали сейчас вдаваться не будем, подождем, когда вернутся дамы, тогда мы прокрутим один любопытный фильм с необходимыми комментариями, и всем все станет окончательно ясно…
Подготовленного Левашовым фильма, кроме меня и Сашки, не видел никто, даже Алексей не успел.
– Пока же просто хочу согласовать позиции. Магистрам и иным чинам Ордена не пристало в обществе женщин затевать диспуты и демонстрировать разброд и шатания в мыслях, словах и поступках… – В такой, несколько ернической форме я решил задать подходящее настроение.
Получилось, но не совсем.
– Значит, ты сейчас должен быть очень убедителен, – заметил Воронцов, скользя цепким взглядом по нашим с Олегом и Сашкой лицам. Наверняка ему не слишком нравилось, что мы предварительно втроем о чем-то сговорились, а теперь
Сам Алексей вертел в пальцах сигарету и смотрел не прямо на меня, а на мое отражение в оконном стекле. Но молчал, выжидая дальнейшего развития событий.
Ростокин, заинтригованный, весь обратился в слух, как писали авторы в девятнадцатом веке.
– Сделаю все возможное. Новости у меня, как обычно, две. Хорошая и плохая. Беда в том, что никак не получается сообразить – какая есть какая. Вот, Александр наш Иванович, сам почти того не желая, влез в Сеть и что-то там переключил. В результате, по заслуживающим доверия данным, мы, то есть вся наша реальность, теперь от нее изолированы. От Игроков, от Держателей, от всего… Хорошая это новость или плохая – сказать пока затрудняюсь.
При этом я указал папиросой на Левашова. Мол, я сказал и сказал, а Олег должен объяснить если не физический, то психологический смысл происшедшего. Затем Сашка вставил несколько слов, не затрагивая пока, как мы и договорились, прочих имевших место событий. Касающихся его лично, но не только.
Впрочем, дискутировать слишком долго я товарищам не дал. О факте поставлены в известность, ну и все пока.
– Новость вторая – свято место, как известно, пусто не бывает, и если где чего отнимется, то в другом непременно прибавится. Вот у нас на Земле и прибавилось… Незваные гости, родственнички с какой-то очень далекой мировой линии, ответвившейся, может быть, еще до появления кроманьонцев…
Кто-то негромко присвистнул.
– Сами увидите, на пальцах объяснять долго и неубедительно. Мы тут предварительно проконсультировались с другом Антоном…
– Он снова объявился? – спросил Воронцов, который действительно мог считаться его самым старым другом-приятелем. Дмитрий, по большому счету, и заварил всю эту кашу. Если б не он, одной половины Братства давным-давно не было бы на этом свете, а остальные либо и сейчас существовали по определенным им от рождения схемам, как Наталья и Лариса, либо покоились в земле, отжив отпущенный естественный срок. Это Басманов, Кирсанов, Белли, Анна. Либо, наконец, только собирались бы родиться лет так через полсотни от «контрольной точки» – Ростокин с Аллой.
– И при весьма странных обстоятельствах. Так вот, даже он пока не сумел выяснить, откуда у всего этого дела ноги растут. Но настроен крайне мрачно. Сам увидишь, время будет. Чего-чего, а времени у нас теперь навалом, – успокоил Дмитрия Сашка.
Чье поведение мне нравилось, так это Михаила Федоровича. Выбрали мы его среди тысяч таких же, вроде бы, людей «темного», оно же – «проклятое», прошлого – и так хорошо выбрали, что ни разу не пожалели. Даже наоборот – временами казалось, что без него у нас очень многое просто не получилось бы.
Правда, как-то мне пришло в голову, что и здесь все обстоит совершенно наоборот. Ничего мы не выбирали, а просто, бродя с Сашкой по Стамбулу, визуализировали такую мыслеформу, как капитан Басманов, смонтировав его из многих известных по литературе и истории, симпатичных лично нам персонажей. Соответственно, был придуман и Кирсанов как идеальный образ просвещенного и умного жандарма, а потом и гардемарин Белли, гибрид Юры Ливитина из «Капремонта», Бахметьева и Лобачевского из «Арсена Люпена».
Всего-то!
И сейчас они держались, как подобает офицерам. Вопросов не задавали, мимику контролировали, вообще в основном отдавали дань напиткам и холодным закускам, с интересом разглядывали дворцовые интерьеры, наверняка вспоминая что-то свое. Чем их удивишь после того, как, удивившись раз и навсегда, они любую новую невероятность воспринимали как должное.
– Но главное, ради чего я разговор затеял, заключается вот в чем: выбор у нас небольшой. Оставаясь здесь, рано или поздно придется ввязаться в очередную войну с непонятным и намного превосходящим врагом, а то и спровоцировать ее именно фактом нашего здесь присутствия. Взамен можно уйти за пределы «опасной зоны», целиком занявшись частной и личной жизнью, предоставив Антону и его «соратникам» разобраться самим, а нам вмешаться уже на заключительном этапе. Как Сталину в японо-американскую войну…
– Как-то странно ты ставишь вопрос, – первым ответил Воронцов. – Что за враг, какой, зачем мы ему и он нам – не сказано. А решение принимать требуешь уже сейчас. Разобъяснил бы как-нибудь… подоступнее. Я «втемную» даже в преферанс не люблю…
– Насчет врага ты узнаешь в ближайшие полчаса. Если он тебя заинтересует… – Шульгин подергал щекой, – сможешь поупражняться. В частном порядке. Речь же совершенно о другом. Из здесь присутствующих пятеро уже стояли однажды перед похожим выбором и согласились уйти из Замка в двадцатый год, потому что здесь стало «горячо»…
– Ну, тогда нас особенно и не спрашивали, – вставил Воронцов.
– Отнюдь. Выбор был и тогда, ты просто подзабыл… Сейчас нас здесь восемь человек. Проблема выбора – аналогичная, но в чем-то легче. Тогда мы сами о себе почти ничего не знали, сейчас – знаем. Уйти нам предлагается в достаточно спокойное время, где никаких катаклизмов не ожидается. Не очень надолго…
Тут у меня были некоторые сомнения, но высказывать вслух я их не стал.
– Или война с неизвестным врагом и непредсказуемым исходом, к которой именно сейчас я не расположен…
– Горячих сторонников любой войны среди нас не так много, – вставил свое слово и Ростокин. – Видели, знаем, но сама постановка, признайтесь, странная, Александр Иванович… Раньше так не бывало, насколько я в курсе.
– Мало чего раньше не было. Но если таково общее мнение – давайте на этом пока закончим. Кино посмотрите – поговорим еще раз. Только, поверьте, у нас с Андреем и Олегом были основания поставить вопрос именно так. Чтобы перед женщинами выступить с единой позицией. Ты вот, Игорь, из нашей последней встречи на Селигере и в Москве что-нибудь помнишь? Монастырь, генерал Суздалев, ресторан, «чекист» Маркин, ночь в твоей квартире…
Лицо Ростокина выразило мучительную работу мысли. Опять же, как при попытке вспомнить недавний сон. Вроде что-то такое ощущается, эмоционально, а подробностей – ноль. И от этого – тяжелый дискомфорт.
– Мы разве встречались? Что-то я не припомню. Последние месяцы я ни в Москве, ни на Селигере не
