нравиться эта работа.
Он подошел к ней, обнял, нежно поцеловал.
– Как только все закончится, у нас будет самая большая свадьба в мире. Я обещаю. Только сначала я должен довести это дело до конца. Я очень сожалею, что впутал тебя в эту историю, очень сожалею, что свадьбу пришлось отложить… клянусь! Но я чертовски рад, что с моей помощью эти люди окажутся в положенном им месте. Они уже не абстракция. Перед нами реальный враг. Их замыслы служат злу, и я собираюсь пристально следить за ними, чтобы сорвать их планы.
– Мой герой. – Френсис поцеловала его. Она хотела, чтобы ее слова воспринимались, как шутка. Но в них слышалась и нотка серьезности, которую уловил Хэнк.
– Я надеюсь, что героем мне становиться не придется, но после встречи с этим подонком, после того, как я услышал его мнение о нас, я готов им стать, если потребуется. – Вновь злость зазвучала в его голосе, и он так крепко сжал Френсис в объятиях, что та ахнула.
– Осторожнее, пещерный человек. Силу оставь для нацистов вроде Фрица.
– Он – не нацист в нашем понимании этого слова, разве что убеждения у него такие же. Можно сказать, второе поколение. Он слишком молод, скорее всего родился уже после завершения Второй мировой войны. Должно быть, один из тех обитателей «суперлюксов», которых израильтяне не сумели опознать. По крайней мере теперь мы знаем его сущность, пусть имя и фамилия остаются нам неизвестны. Но куда больше меня интересуют старики, Хартиг и Эйтманн. Я надеюсь, они скажут что-то важное о самой большой рыбе, которую мы ловим, докторе Иоахиме Вилгусе.
– Ты о нем мне рассказывал. Казначей всех прячущихся нацистов.
– Он самый. Если антинацисты в Вене смогут захватить его, он выведет их на многих других. Или на источники финансирования. Хотя говорят, что он человек-кремень. В любом случае один лишь его захват оправдает проведение всей операции.
Хэнк с неохотой оторвался от Френсис, взял стакан, осушил до дна.
– Интересно, где он сейчас? – Он уставился в стену, разделяющую каюты, словно хотел проникнуть взглядом в головы мужчин по другую ее сторону. – Они-то точно знают, где можно найти Вилгуса.
Глава 11
– Парикмахер прибыл, герр доктор. – Штарке вышел на балкон, где на удобном шезлонге расположился Иоахим Вилгус.
– Тот же, что и в прошлый раз?
– Тот же. Член партии, майор, участвовал в боях на Восточном фронте в составе дивизии СС.
– Все это говорит в его пользу, мой генерал. Но при этом гомосексуалист как до, так и после войны.
– И парикмахер и гример как до, так и после войны… поэтому мы должны закрывать глаза на некоторые его недостатки. Он нам полезен.
– Разумеется, полезен, Штарке. Но ты должен оставлять за давним другом право поворчать. Ладно, давай пропустим по стопке «Шинкенхагера», чтобы я лучше подготовился к предстоящей экзекуции.
– Прекрасная идея.
Штарке достал из ведерка со льдом бутылку шнапса, наполнил два маленьких стаканчика, один протянул Вилгусу. Они отсалютовали друг другу и выпили залпом, почмокав от удовольствия губами. Два пожилых человека, греющихся под утренним солнцем в Куэрнаваки, любующихся мексиканскими горами и бездонным синим небом. Вилгус глубоко вдохнул, решительно потер руки.
– За дело. – Он поднялся с шезлонга. – Держи шнапс холодным. Я вернусь, как только освобожусь.
Он сохранил походку прусского офицера, неподвластную возрасту: плечи расправлены, спина прямая, каждый шаг впечатывается в пол. Когда он открыл дверь в коридор, Клаус, охраняющий ее, вытянулся в струнку, терпеливо ожидая приказа, как и все последние тридцать шесть лет.
– Отведи меня к нему, – распорядился Вилгус, и Клаус пошел первым, открыл дверь, закрыл после того, как Вилгус переступил порог. Сондербар выглядел гораздо моложе своих лет, худощавый, расслабленный. Лишь приглядевшись, можно было заметить, что волосы у него крашеные, а щеки нарумянены. Ни в движениях, ни во внешности от бывшего майора СС ничего не осталось. Взмахом руки он пригласил Вилгуса в кресло перед большим зеркалом.
– Прекрасный день, герр доктор, но, разумеется, в Мексике всегда отличная погода. А теперь позвольте прикрыть вас этой накидкой. У вас есть фотография, которую мы сделали в прошлый раз? Это упростит дело. Благодарю.
Вилгус откинул накидку, достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, вынул полароидный снимок. Сондербар поправил накидку, потом всмотрелся в фотографию.
– Да, отличная работа, пусть хвалить себя и не принято. Все сделано для того, чтобы как можно сильнее изменить черты вашего лица. С годами вы полысели, вам это, кстати, идет, у вас великолепный череп, который сейчас виден во всей красе. Очень не хочется прикрывать его, но… поверите ли, у меня сохранился парик, который я сделал для вас в прошлый раз… очень хороший, на вас он сидел идеально…
Сондербар говорил и говорил, но Вилгус уже его не слушал. Некоторые люди не могли хорошо работать молча, а от мастерства Сондербара зависело слишком многое. В зеркале он наблюдал за происходящими с ним переменами. Тронутый сединой парик скрыл лысину. Тени вокруг глаз увеличили естественную глубину глазниц. Вставки из губчатого пластика над деснами изменили фому щек. С неприятным вкусом во рту пришлось смириться. Над верхней губой появились усы. Он их никогда не носил. К ним добавились очки. Из зеркала на него смотрел незнакомец. Близкие друзья, возможно, узнали бы его, но этот человек не имел ничего общего с другим, с фотографии 1941 года, которая попала в руки врагам.
– Очень хорошо, майор Сондербар, действительно, очень хорошо. Могу я забрать фотографию?
– Разумеется. Спасибо за похвалу. Теперь я редко выполняю такую работу, и приятно осознавать, что не растерял мастерства. Мне остаться… или приехать завтра?
Вилгус взглянул на часы.
– Я вернусь к вечеру. Подождете?
– Разумеется. У генерала Штарке прекрасный повар, я перекушу, выпью немного вина и подремлю, так что к вашему возвращению буду свежим, как огурчик.
Вилгус что-то неразборчиво пробурчал и отбыл. Болтовня Сондербара его утомила. Клаус вскочил со стула в коридоре, где дожидался, и затушил сигарету.
– И что ты думаешь? – спросил Вилгус.
– Прекрасная работа, герр доктор. Полное изменение внешности.
– Что и требовалось. Пошли. Банк закрывается в час. Я хочу попасть туда в половине первого плюс- минус пять минут. Сможешь это сделать?
– Транспортный поток в это время очень плотный, но проблем не будет, если только Хуан будет держаться за нами.
– Будет… иначе пожалеет.
Куэрнаваку отделяют от Мехико сто миль. По старой извилистой дороге путь туда занимал порядка трех часов, но проложенная автострада с тоннелями, пробитыми в горах, и мостами, перекинутыми через ущелья, существенно сократила это время. В городе, правда, из-за пробок пришлось двигаться медленнее, но Вилгус не обращал на это внимания, включив кондиционер и пролистывая «Уолл-стрит джорнэл». К зданию «Коммерческого банка» они подъехали в двенадцать двадцать пять. «Мерседес» остался перед парадным входом, где стоянка запрещалась, тогда как «Фольксваген» припарковался на другой стороне улицы, у пожарного гидранта. Вилгус взял большой брифкейс и вошел в банк.
Внутри подошел к одной из высоких стоек, поставил брифкейс между ног, взял бланк заявки на допуск к банковской ячейке. Быстро заполнил все графы, номер ячейки он знал на память, но замялся перед тем, как расписаться. Взял другой бланк, несколько раз расписался на обратной стороне, как Германн Климт. Когда качество подписи его устроило, он сунул черновик в карман, расписался на бланке, направился к решетке, за которой находился депозитарий, и нажал на кнопку звонка. Через минуту, шаркая ногами, к решетке подошел старик-охранник.
– Buenos dias, seсor.[9]
Вилгус ответил на приветствие на испанском практически без акцента и протянул через решетку бланк. Охранник внимательно прочитал заявку, держа ее на расстоянии вытянутой руки, кивнул, отомкнул
