Соль и серебро

– Говорю тебе, эти охотники – лживые подонки, – продолжает она. – Не говори с Дверью, не проси у нее ничего. «Это будет твой самый ужасный ночной кошмар». Что за чушь! Боже мой, Элли, я делала такие потрясающие вещи!

Слезы жгут глаза.

– Да?

Существо, некогда бывшее Амандой, кивает:

– Абсолютно. – Она хихикает. – Я пыталась дозвониться до тебя в закусочную, чтобы поделиться кое-чем, но тебя не было на месте.

– Я тоже пыталась до тебя дозвониться. Ты ни разу не взяла трубку.

Аманда хмурится и поднимает руку. Из кожи выступает мобильник. Секунду она смотрит на экран, даже не вздрогнув оттого, что телефон вырос из ее кожи, потом машет им в воздухе.

– Уф, плохой прием, жаль, – говорит она, и ей правда жаль, ей действительно чертовски жаль.

Я всегда понимала, когда она притворяется. Это… Посреди всего этого она сожалеет, что не проверила чертов автоответчик.

Я сглатываю.

– Все в порядке. Это было… это было не очень важно.

Ее лицо проясняется.

– Я так рада, что ты пришла, на самом деле. Я думаю, что тебе тоже надо это сделать. И Стэну, конечно. Можешь позвонить ему? Нам надо сделать кое-что вместе, что-то действительно важное.

– Я не могу позвонить Стэну. – Я решаюсь сказать что-то похожее на правду. – Он в странствиях.

– Ладно, – говорит Аманда. – Но ты здесь. Давай. Давай, Элли, – подхватывает Дверь.

Я была права. Она подражает голосу Аманды. Могу поставить себе плюс.

– Нет, – отвечаю я. – Думаю, это плохая мысль. Глаза Аманды сужаются. Ее настроение меняется за секунду.

– Боже, Элли, ну в чем дело? Ты слишком прислушиваешься к чертову Райану, – выплевывает она. Осматривает меня с ног до головы, опознает одежду, и ее голос наполняется отвращением. – И ты одета как они!

Я слегка покачиваюсь на ногах, находя положение поустойчивее и распрямляя плечи. Кулаки сжимаются, и камни на темных очках впиваются в ладонь – я забыла, что у меня в руке очки.

– Пару дней я была очень занята, – говорю я.

Давай, – настаивает Дверь. Она звучит уже менее объевшейся и скорее встревоженной.

– Я занята, дождись своей очереди, – отвечаю я. Аманда вздрагивает, и раздается едва слышный всхлип. Она слышит голос моей Двери. И что бы она ни говорила, где-то в глубине души – в той части, которая еще осталась Амандой, – она боится.

– Аманда, – спокойно говорю я, – мы можем все исправить. Если мы выйдем наружу вместе, мы сможем помочь тебе. Ты не должна оставаться тут с ней. Она не может тебя заставить.

Она колеблется. В буквальном смысле слова. На миг Аманда, настоящая Аманда, формируется из этой массы и смотрит на меня. Ее глаза дивного голубого цвета. Я мечтала о таких глазах, когда была моложе. И этот мягкий рот, который она никогда не ценила, она кусает его сейчас, и я вижу, как сочится кровь.

– Сначала я должна разобраться с этим, – шепчет она. – Я могу это сделать, точно могу, я просто должна…

– Нет!

У меня вырывается крик, и я тянусь к ней, моей Аманде, но слишком поздно. Она растворяется в дюжине образов, и я мысленно слышу ее, слышу, как она говорит: Я хочу, я хочу еще одно…

Моя Дверь смеется, ее калитка распахивается в комнату, и, возвращаясь на место, она тащит за собой Аманду, утягивает ее в Дверь, и вот ее нет, во что бы она ни превратилась, но ее нет, она исчезла.

И я остаюсь в одиночестве в доме мертвых желаний вместе с ликующей Дверью, неожиданно обретшей еще большее могущество.

Элли, – смеется Дверь, – мне так хорошо!

И она начинает расти. И не останавливается. Может ли она вырасти настолько, чтобы поглотить весь мир? Похоже что так.

Я не могу победить такое. Не в одиночестве, не тогда, когда мы с охотниками даже не можем объединиться. И она меня больше не слушает. Полагаю, она думает, что теперь она королева.

Что ж… если я не могу выиграть, я могу сжульничать.

– Черепашка, – говорю я, – привези мне кое-кого.

Пурпурный монстр со щупальцами выкатывается сквозь дыру от взрыва в доме и через минуту возвращается с Райаном, припавшим к его спине. Лицо Райана покрыто засохшей кровью, одежда из кожи ламии порвана. Должно быть, веселье усилилось после того, как я оказалась внутри. Черепашка ссаживает его рядом со мной и возвращается к дыре.

– Привет, – говорю я Райану. – Ты слышал какие-нибудь странные звуки?

Он смотрит на меня как на привидение.

– Да, – отвечает он.

– Хорошо. Пожелай что-нибудь.

Он больше не разглядывает меня так, словно я вышла из могилы, теперь у него раздраженный вид. Слава богу.

Я ощупываю свои очки, внезапно вспоминаю, что это подарок Аманды. Я надеваю их.

– Верь мне, – говорю я. – Попроси меня о чем-нибудь.

Райан отвечает:

– Я верю тебе.

И тут я чувствую, как по мне прокатывается жар его желания, я не слышу его, не разбираю слов, но ощущаю власть, необходимую для его исполнения.

Послушайте, я открывала Двери. В последние пять минут я единственный человек в истории – и Нарния знает историю, – который открыл Дверь, пережил этот опыт и впоследствии научился чему-то. За последние шесть лет я научилась многому. Магия соли, магия подобия. В моей руке была соль, и эта соль коснулась как минимум всех Дверей города, когда рука пролила воды жизни. Добавьте к этому мою кровь, и то, что происходит с моей кровью в одном месте, происходит с ней в другом.

Я достаю свой лучший нож и режу ладонь. Кровь, отданная добровольно, имеет силу. Райан говорил мне это.

Моя кровь открыла и закрыла девять Дверей Ада, и я создала десятую.

Моя кровь в Дверях. Следовательно, Двери во мне. И я хочу исполнить желание Райана.

Таким образом, в этот момент для этого человека по этой причине я есть Дверь.

Я вспыхиваю, ощущая Ады внутри себя. Я больше, чем эта чертова нахалка Дверь передо мной.

– Ты, – говорю я, и мой голос громыхает, – была создана с помощью куплета, который даже не рифмовался.

Элли! – кричит она, трясется, съеживается. – Я дала тебе так много, так много, разве ты не помнишь, о чем ты меня просила? Я все это дала тебе! Я дала тебе Райана!

Утихни, Дверь. Я открываю свои врата.

– Конечно, – говорю я, и мой голос тверд как скала. – Но что ты сделала для меня в последнее время?

Мои врата из железа. Железо убивает. Этому я тоже научилась. Узнала от Райана. Всему я научилась от Райана.

Интересно, что он пожелал?

– Прощай, – шепчу я только ему и ударяю своими вратами о Дверь.