Пора было возвращать Мурмана и возвращаться самому… А почему, собственно? Пусть Мурман с ним и заночует у баб Иры, места хватит. Тем более что он будет спать в сарае, где пыли меньше и застольных запахов… Сказано – сделано. Мурман понял, что он – в деле, и был счастлив во всю свою зубастую морду…
Ряшка, едва завидела Мурмана, закрутила подобострастно хвостом, а подбегать не спешила: хоть и девочка, а все равно, раз течки нет, с Мурмана станется – строжить да воспитывать… Изба тяжко содрогалась, в окнах метались тени, и Леха, прежде чем зайти, заглянул в окно. «Ай-яй-яй-яй яй-яй, убили негра!» – надрывался магнитофон, «убили негра ни за что ни про что, суки замочили!» Посреди широкого, очищенного под танцы пространства, с бешеными взвизгами садил вприсядку дядя Петя, словно огромная жаба на сковородке, которая никак не хочет смирно дожидаться румяной корочки на боках. Сегодня он выглядел едва ли не королевичем Елисеем противу обычного: вместо разношенных кирзачей – высокие яловые сапоги на подковках, в них заправлены не допотопные варенки фирмы «секонд хенд интернешнл», а новые галифе на подтяжках, впрочем, тоже ширины необъятной… Изба ходуном, а дядя Петя пляшет не просто так: посреди «танцплощадки» стоит с платочком в руке и водит плечами мама Юли Филатовой, тоже подшофе, сдобная, пунцовая…
– Мурман, вякнешь хоть одним гавком – уволю за дверь!
Но Мурмана учить не надо: не видит вожак-хозяин – и преотлично, надо под стол и сидеть тихо-тихо, и тогда покормят… А под столом уже тесно, там лежит папа Филатов и еще один, незнакомый Лешке мужчина. Девицы ускакали домой либо на дискотеку, мамы и Чета также не видать… Застолье догорает, старушки во главе с бабой Ирой расположились как в театре, любуются танцами… «Мама осталась одна, привела домой колдуна…» Дядя Петя выхватил из воздуха барабан и, не прекращая пляса вприсядку, колотит в него, как в бубен. Тетя Галя Филатова умаялась плясать, да нельзя же оставить мужчину одного: усы кондором мечутся вокруг багрового лица, домотканая зеленая рубаха сзади и сбоку выбилась из-под галифе, железные зубы сверкают, глазки блестят – ну как устоять против такого удальца! А тут и пьяный незнакомец полез на звуки барабана, стал прямо и принялся выделывать неуклюжие коленца, так и не приходя в сознание.
Поддатые старушки мелко хохочут, подпихивая друг друга в бока: «Антипов-то, Антипов-инженер…» Точно, это Серж Антипов, выпускник ЛИИЖТа и местный уроженец, а Леха его и не признал… У-ух, славно станцовано! Федоровна, а где… А, вижу… Ну, Леша, давай-ка выпьем за тебя, за маму… За нас с Ириной Федоровной. Сиди, старая, сами все найдем… Вон колбаска, язык, балык…
Упившийся и подзомбленный Антипов за ненадобностью опять сделал попытку упасть под стол, но дородная супруга Филатова успела его подхватить и волоком доставить до диванчика в углу. Туда же – в одиночку добыла из-под стола – переправила и мужа. Будить его в эту ночь она не собиралась, но и свиньей валяться – не дело.
– Неохота пить…
– Ну-у обижаешь… Такой день…
Леха понимает, что проще согласиться и не спорить, чтобы отвязался.
– Ладно, я вот этого хочу, – и налил себе полрюмки портвейна.
– Что это? Ну-ка дай-ка… – Дядя Петя подносит поближе, всматривается циклопом…
– А-а, дамское… Ну-ну, а мы простенького… Давай… Не забывай нас…
Чокнулись, выпили.
– Баб Ира, я спать пошел, в сарай.
– Иди, Лешенька, я уж постелила.
Леха двинулся во двор, Мурман за ним. Трех метров до сарая не дошли – сон валит с ног, да такой крепкий – терпежу нет. Надо было не давать ему рюмку в руки… И вкус был такой странный… Леха на чистом упрямстве добрался-таки до кровати, взялся было за ремень и рухнул носом в подушку, одетый и в ботинках. Мурман сделал круг по сараю, проверил все на нюх и пристроился на полу вдоль раскладушки, рядом со своим обожаемым хозяином и другом.
Потом пришла мама, разула, раздела его, как маленького, укрыла одеялом, гладила его, спящего, по голове, обнимала поверх одеяла и плакала. Через два часа, когда уже рассвело, за ней пришли Чет с Ириной Федоровной и увели под руки. А Леха спал и был он в этом не виноват.
И наступило утро, сначала для молодежных парочек, которые, вопреки Лешкиному ночному удивлению, все же бродили вдоль речки Черной, встречали рассвет, затем для пастухов, спозаранку погнавших на выпасы свое и чужое движимое имущество, затем для Ирины Федоровны, спавшей от силы час, но уже занятой домашними крестьянскими обязанностями…
Позднее всех проснулись городские, Чет и Лена: Лена плакала, Чет утешал, они не спали до самого утра и уже в девятом часу смолкли на несколько минут, чтобы собраться с мыслями, ан уже Ирина Федоровна трясет их за плечи…
– Вставайте, ребятки, самовар на столе, Петр Силыч ждет…
Один Леха продолжал спать, покорный чарам, наложенным на него старым колдуном дядей Петей, его отцом. Дядя Петя вовсе не ложился: он словно бы боялся закрыть глаза и перестать видеть мир, такой разнообразный, прельстительный, живой…
– Вот так. Лишних нам не надо. Саша и Лена, вы садитесь от меня по правую руку, ты, Федоровна, по левую. Леха пусть спит, ему полезно.
– Петр Силыч, совещание совещанием, а кушать все же надо, не стесняйтесь, я сейчас еще напеку…
– Федоровна!.. Хорошие у тебя блины… Но не встревай. – Дядя Петя рассеянно оторвал кусок блина, начал было жевать, но состроил гримасу и проглотил одним комком.
– Дожили, значит, до светлого дня. У меня все под контролем, как у Мишки Горбачева в этом… Федоровна?.. Да не в хворосте… А, плевать. Одним словом, сегодня в двадцать два часа по местному времени, В Парке культуры и отдыха на Шафировском острове, ныне Елагином, будут они своего ублюдка крестить да в силу возводить. Созрел он. И место там урочное, и срок подошел.
– И всем нам, как и предсказано, наступит конец: мне, Елене и Сашке Чету… И тебе, Федорона, тоже капец, но чуть позже, ибо ты не повязана с нами предопределением… А если бы Лешка в силу вошел, то и намного позже, уж защитил бы он тебя, по доброй памяти. Да вот и в этом нам беда – Леха все еще слабый, можно сказать – никакой, у Лены – и то силы больше. И вот висит предопределенное над нами троими, а значит, что пришла пора умирать… Когда я был маленький, мне казалось, что жизнь будет такой долгой, что никогда не кончится… И была она долгой, ох, долгой, а вот, считай, и закончилась…
– Петр Силыч, да ведь врешь чай, что маленьким-то был? – Ирина Федоровна хлопнула себя по оборкам на юбке и вдруг раскатилась таким сочным, с басами, смехом, что и Лена с Четом искренне ли, от нервов ли – а тоже рассмеялись.
– Был я маленьким! – неглубоко обиделся дядя Петя. – Только… не помню почти что ничего, забылось… Что, уже все кончились?.. А-а, так неси все, что напекла, чего им мерзнуть в стороне от кишок…
– И вот, дорогие мои, чем нам ждать и блеять, когда зарежут, лучше попытаться сделать по-своему. Два года мне не удавалось, а нынче – глядишь и… Предлагаю поехать и спортить им всю церемонию. Задавим если гаденыша – вот, Ленка, тогда посмеюсь я над твоим неудавшимся женишком! Гы-ы… А добудем его крови на образец да сделаем с ней ритуал для Лешки, так он и его силу в себя втянет, вот что я предполагаю. И своей, глядишь, разрешится вдобавок.
– И что тогда произойдет, Петр? Кем Леша станет, что с нами будет? Если судьба изменится?
– Не знаю, Лен, ведь такого опыту жизненного нет у меня, не доводилось мне. А только ничего лучшего я не надумал.
– В каком составе будем?
– Дело – если по-колдовски считать – очень тонкое и для нас фартовое: их там будет он, мать, посаженный отец и дружка, все. Дельце, как я читал и понял, интимное, семейное, никого из других ихних быть поблизости не должно, можно ихние гармонии нарушить. А и нас трое связаны одним итогом: Я, ты и Лена. И Леха. И тогда получается баланс и… я… попытаемся. Уж ежели я и Ей нос утру… Почти ничего не теряем.
– Почти? – Лена с недоверчивой улыбкой глядела на дядю Петю. – Лешку зачем усыпил?
Дядя Петя моментально взмок, как после полуведерного самоварного чаепития…
