Леха сунулся в грохочущий холодильник – три горбатых ломтика сыра на блюдце да кусок лимона на другом – на сто-о-ол, все в дело пойдет… Молоко скисло – вылить. Потом вылью, а пока отодвинем в недра средней полки. Протеин есть? Имеется – в обличье трех сосисок охотничьих. Если изрубить их мелко, как злого тугарина, да залить куриными фруктами, сиречь – яйцами, которых – четыре, то голод отступит до самой околицы. А когда вернется, то и Леха уже разберется с деньгами, планами и ленью. И сходит в магазин. Только вот не запить тоску ничем и не заесть.
Клубок повел его в длинный путь: от автобусной станции, с Обводного канала на Елагин остров, прямо к вытоптанной круглой площадке с черными кляксами на ней – то ли следами костров, то ли… Скорее всего – второе, потому что сердце взбесилось и болит, мочи нет, как болит. Что у кого спросить? У прохожих? Или местных ментов? Не видели, мол, как и кого здесь убивали? Женщину такую, средних лет, блондинку, со спутниками, двумя мужчинами, колдунами по виду?..
Нечисть, кроме него, в городе имеется, но, как уже понял Леха, его с младенчества пуще глаза берегли от всех колдовских контактов – разве только в деревне Черная, где чужие сразу заметны. А в городе, кроме матери – только Сашка Чет, и то издалека и исподволь, так что Леха никогда его и не видел. Вся эта стерильность и секретность для того, чтобы до времени его не нашли сатанинские силы и не уничтожили, потому что он, Леха, в перспективе им – главная угроза! Да это он уже наизусть вызубрил, уши завяли!
Ну и что он сюда приехал? Следствие проводить? Так оно уж в тупик зашло. «Пришел, нашел и отошел». Мурмана искать? Силу добывать?.. Полная чума и непонятки, а из космоса почему-то ничего само в руки не валится. Опять же надо определяться: учиться… или не учиться дальше в универе? От армии у него теперь, надо думать, отмазка покруче будет, чем у внуков министра обороны… А с другой стороны, что дальше – в деревне небо у бабки коптить или, там, делать жизнь с Дмитрия Ларина?.. Ага, взять с нуля и построить образцовую колдовскую семью с Юлечкой Филатовой? Тихо, тихо, Аленка, тихо, никто никакой семейной жизнью мне не угрожает. Вот что нужно, так это деньги, и побольше, но их еще нужно добыть. А ведь где- то кетчуп был, чесночный, в стеклянной бутылке…
Ленька и так теперь был сыт на века вперед, Морка же, вопреки обычной наглости, напомнить о себе не осмеливался, но – птица ведь, ухода требует. Денис придал корпусу вертикальное положение, охнул и перевернулся на четвереньки, сел на пятки, спружинил, мяукнул по- восточному и вскочил на ноги. Сколько он так провалялся в прихожей, минуту, час?
– Морка, пить хочешь? Идем, заодно витаминов тебе порежу. Кушать тебе сегодня нечего, кроме морковки. Могу дать огурец, хочешь? – Обрадованный вниманием ворон тут же вспрыгнул Денису на плечо и торжествующе каркнул свое фирменное: «Мор-рочке кр-крови, кр-крови!», косясь на стену, где растопырился неподвижный, как телевизор, Ленька.
– Я бы тебе телятины дал или свинины, но ты же у нас избалованный, одну свежатинку тебе подавай, а где я ее сейчас возьму?.. – Денис прислушался: стены идеально держали звукоизоляцию, а вот через стекла шла вибрация из соседних апартаментов, где с начала лета вовсю работали дрели и чуть ли не отбойные молотки. Денис слышал разговоры родителей о новых соседях, мол, очень большой региональный босс получил здесь жилплощадь и слишком много теперь будет вокруг любопытных глаз и ушей… А пока там капитальный ремонт, день и ночь работа кипит. Тоже проблема, кстати говоря. Вот живет он здесь, живет, а на каких правах – и не задумывался никогда. Может, его предки магией всем глаза отвели, может, арендуют квартиру, а может быть, просто ее купили. Денис заочно наслушался о коммунальных платежах, о перерасчетах арендной платы, о налогах на недвижимость, но сам ничего этого не знал и даже не представлял, как и сколько платят за электричество. Все это ему предстояло ощутить на себе в полный рост и в самое ближайшее время, так не лучше ли просто свалить отсюда, бросить все как есть, снять себе двух-трехкомнатную квартирку поскромнее, чтобы ни о чем таком голова не болела, может быть даже в панельном доме, взять лаптоп, компьютер, музон, минимум барахла… Моркин вольер обязательно.
Мор охотно принялся за морковь, Денис тем временем с грустью обмеривал взглядом коллекцию: модели танков и самоходок, сам искал, сам клеил, все до мельчайшей заклепки соответствует оригиналам. А каталоги «в бумаге», информация на компе, адреса магазинов и мастерских, где можно было материалы заказать? Все это детство уже в прошлом. Куда их теперь? Ни подарить, ни продать, ни в музей завещать… – Ну на огурец. Не хочешь – тогда не скрипи, чернокрылое, хотя бы сегодня пожалей мои уши… – Деньги где-то должны быть, вроде бы в серванте ими целый ящик был набит, отечественными и зелеными, надо посмотреть… Смутно помнил Денис, что с квартирой никто и ничего поделать не может, – естественно, если о простых людях говорить, не о вражеской нечисти, без него, Дениса, люди просто не найдут квартиру ни живьем, ни в жэковских документах, но воду, телефон и электричество рано или поздно случайно перекроют. Или действительно – сначала снять квартиру, пожить, натренироваться, понять, что к чему, а потом можно будет и вернуться? А сейчас – если все время перед глазами память о матери с отцом, сопли вытирать устанет. Пусть пока все будет, как есть, будто они уехали на время, а потом глядишь и… что-нибудь получится…
Часть 4
Яма, в которую провалился Мурман, обернулась вдруг глубокой пещерой, которую люди когда-то давным-давно прокопали для своих непонятных нужд, а потом забросили. И вела эта пещера, как верно чуял Мурман, куда-то в сторону заката, и пролегала она точнехонько под рекой да еще под землей поперек руслу шла, от одной крепости к другой, но не горизонтально, а почему-то все под уклон. Под лапами мелко похрустывало: кости, великое множество костей, больших и маленьких…
Но уклон закончился, и ровные и сравнительно узкие стены пещеры распахнулись внезапно вверх и в стороны, и даже зыбкого человеческого духа не осталось ни на полу, ни в холодном и покойном воздухе. Темно было в пещере, темнее, чем в любую безлунную и облачную ночь, но Мурман отлично видел в темноте, потому что вожак-хозяин еще со щенячьего детства колдовством и крепкими побоями обучил его этому. Запах добычи, обещающей волшебную силу, был громок, отчетлив, однако идти по нему, как по следу, было уже невозможно, потому что запах этот был теперь повсюду, исходил от бесформенных стен, пыльного пола, тоненькими хвостиками вился из множества дырок, щелей, норок, сплошным туманом опускался с высоких потолков. Мурман задумался, да так и остановился, держа левую переднюю лапу высоко на весу. Запах есть, значит, и добыча будет, надо только поискать повнимательнее, вот и весь секрет.
Поднятую лапу мягонько щекотнуло. Мурман не думая, заученным движением встряхнул ею и тут же клацнул челюстями, – через язык и прямо в мозг вбежала трепетная радость осознания: плоть и кровь! Он съел пусть маленькую, не волшебную, но вполне вкусную добычу! Вот бы еще… Есть! Ам-м, как он проголодался. Еще! И еще! И еще! Как здорово… Мурман даже заскулил от восторга. Только сейчас он понял, насколько опустошены за последние дни запасы его жизненной силы, которые он привык тратить не считая… Границы им он видел лишь дважды: нынче – после недавней битвы, в которой погибли хозяева, и однажды осенью…
Маленький хозяин, Леха, почему-то всегда появлялся летом, а осенью исчезал, надолго словно не желал понимать, как плохо и скучно без него Мурману… И вот после его отъезда вожак-хозяин забрал его с собой в какое-то странное место, где не было ни леса, ни воды, ни песка, ни жилища. Ничего не было, а только круглая площадка, на которую то и дело выпрыгивали диковинные создания, зубастые, с когтями, с шипами, и все они нападали на него, на Мурмана. На вожака-хозяина они не обращали никакого внимания, но Мурман понимал: одолеют его, примутся за следующего, то есть за хозяина. А его долг – не допустить!
И каждый новый противник становился все опаснее, сильнее, свирепее… Долгое время Мурману вспоминалось, что он, наверное, полжизни, не зная отдыха, сна и еды, бился против этих тварей, пока не понял, что умирает, обессиленный и обескровленный. И только тогда вожак-хозяин сообразил, догадался прийти на помощь: разогнал чудовищ, зализал… нет, непонятным образом вдруг сделал так, чтобы раны не болели и вообще исчезли, а самое главное – повел кормить в лес. Но на этот раз места были знакомые, охотничьи; рядом, откуда ни возьмись, возник огромный лось, которому хватило одного удара в горло… Мурман ел и ел, сначала все подряд, потом кусочки пожирнее, потом опять все подряд, пока на поляне не остались раздробленные в узкое крошево кости, четыре копыта и два раскидистых рога. Как этот лось уместился в Мурмана, пес не понял, да и вовсе над этим не задумывался, а только он чуял, что непостижимым способом переполненный живот его вдруг пустел, но не задаром: взамен в голове и вдоль хребта разливалась дополнительная мощь, да непростая, а как у вожака-хозяина (ее запах Мурман
