Зарница
Шестопалов умирал. Врачи, склонившись над ним, тихо о чем-то шептались, что-то делали с его безвольно падающей на кровать рукой.
Лариса вышла в коридор. Она стояла у окна и смотрела на косые капли дождя, перечеркивающие холодное темное стекло. Ее худые плечи вздрагивали. Нет, она не плакала. Глаза были сухие, лицо серьезно, строго. Но плечи почему-то вздрагивали.
Скрипнула дверь. Лариса обернулась. Обмениваясь непонятными фразами, врачи выходили из палаты. До слуха долетело: «Летальный исход». Значит, все, конец…
Она никак не могла открыть тяжелую дверь больницы. На улице ветер облепил ее мокрым пластырем дождя, растрепал волосы. Она долго шла, не разбирая дороги, пока не увидела, что стоит перед Эрмитажем, на набережной Невы.
Зябко поеживаясь, Лариса спустилась вниз по гранитным ступеням. Села у самой воды, черным глянцем плескавшейся у ее ног. Острая игла Петропавловской крепости, пробиваясь сквозь серые, чуть подкрашенные снизу слабыми отблесками зари облака, уходила вверх, к звездам.
Утро застало ее на том же месте. В хмурой пелене рассвета занимался новый день. Лариса встала, опустила воротник плаща и поднялась наверх, на набережную.
Она ехала в трамвае целый час, через весь город. За окном проплывали люди, машины, дома, но Лариса ничего не замечала: все сливалось в сплошную серую массу. Она очнулась, только очутившись перед белым двухэтажным корпусом другой больницы.
Старуха вахтерша в проходной долго не соглашалась отнести записку в палату: был неприемный день. Лариса уговаривала ее целый час.
Карандаш рвал бумагу, буквы расползались со строк, как букашки. «Дорогая Наталья Николаевна, — писала Лариса, — Михаил Федорович умер, вы в больнице. Что же делать, что же делать?!.»
Ответ, написанный на другой стороне какого-то рецепта, был короток: «Лариса! Возьми себя в руки. Я выйду еще не скоро. Ты должна ехать одна…»
«Ты должна ехать одна…» Эту фразу она повторила несколько раз, когда пешком возвращалась домой. Вспомнились последние слова Шестопалова. Незадолго до смерти он пришел в себя и, увидев заплаканное Ларисино лицо, улыбнулся:
— В тайгу надо посылать сильных мужиков. Но вы все равно поезжайте. Я верю, у вас получится…
Дома она дала волю слезам. Плакала долго, по-бабьи, навзрыд. С последней слезой пришло решение: да, она поедет, она найдет кимберлитовую трубку, она не может ее не найти!
Через неделю самолет уносил Ларису из Ленинграда на восток. Мелькали города — Москва, Казань, Свердловск. Начавшаяся за Уралом зеленая, таежная Россия оживила в памяти прошлогодние воспоминания.
…Якутия, Заполярный круг. Пустая, затянутая туманами северная тайга. По долине неширокой, обмелевшей реки пробираются две женщины — начальник геологоразведочной партии Наталья Николаевна Сарсадских и выпускница Ленинградского университета молодой геолог Лариса Попугаева. У них задача: найти генетический спутник алмаза — минерал, образовавшийся в одинаковых с алмазом условиях.
В 1952 году геолог Наталья Николаевна Сарсадских доказала неправильность старой методики поиска алмаза по алмазу. Если на Сибирской платформе есть кимберлитовые трубки, то их надо искать не по алмазу, а по его генетическим спутникам, то есть по другим, более распространенным минералам, также образовавшимся в кимберлите и выносимым в россыпи вместе с алмазами.
Но есть ли кимберлитовые трубки на Сибирской платформе? Между учеными разгорелся спор. Одни говорили, что есть, Другие утверждали обратное. Они, эти вторые, предлагали уйти с Сибирской платформы и искать кимберлитовые трубки совсем в других местах.
Конец спорам положили выводы, сделанные минералогами Гневушевым и Бобковым. Они изучили три кристаллических вида алмазов: сибирские, найденные в россыпях, уральские, также найденные в россыпях, и африканские, найденные в коренных месторождениях. Тождество, установленное между сибирскими и африканскими алмазами, говорило о том, что и в сибирские россыпи алмазы принесены из коренных месторождений. О том, что эти месторождения находятся на Сибирской платформе, неподалеку от россыпей, говорил внешний вид сибирских алмазов: они не были сильно изношены, выглядели «свежими», проделавшими совсем недалекий путь.
За лето 1953 года Сарсадских и Попугаева исследовали русла реки Мархи и ее притоков и нашли спутник алмаза — кроваво-красный минерал пироп.
Зимой этого же года ленинградские ученые Шестопалов и Кухаренко сравнили сибирские пиропы с пиропами африканскими. Разницы не было никакой. Значит, в суровом сибирском Заполярье нужно было искать кимберлитовые трубки.
И вот теперь молодому геологу Ларисе Попугаевой предстояло выполнить задачу огромной важности и трудности — найти в глухой заполярной тайге заветную голубую землю — алмазоносную кимберлитовую трубку.
…Попугаева прилетела в Якутию, на центральную базу Амакинской экспедиции в начале июня. Над тайгой висели серые грозовые тучи, лил дождь. Погода была нелетной.
Наконец после долгого ненастья проглянуло оолнце. В место будущих поисков стали забрасывать продукты и снаряжение. Их «забрасывали» в буквальном смысле слова. В тайге аэродромов не было. Самолет долетал до определенного места, и пилоты кидали вниз большие кожаные мешки, в которых были консервы, мука, палатки, лопаты, бурильные приспособления.
В один из последних дней июня 1954 года с центральной базы экспедиции, пилотируемый летчиком Виктором Новиковым, поднялся зеленый восьмиместный АН-2. На его борту находились два человека: начальник поискового отряда Лариса Попугаева и рабочий Федор Алексеевич Беликов.
Самолет взял курс на север, к побережью Ледовитого океана, Через три часа вдали блеснул Далдын. Садиться было некуда — кругом расстилалась тайга. Командир экипажа Виктор Новиков подозвал Попугаеву и показал рукой вниз, на узкую полоску берега.
— Одним колесом придется садиться на воду! — крикнул он.
Лариса кивнула головой. «Антон», так дружелюбно называли геологи верный АН-2, стал снижаться. Правое крыло почти задевало ветки деревьев. Лариса не выдержала, закрыла глаза.
Легкий всплеск воды, шорох гальки. Все стихло. Лариса отняла руки от лица. Кабина была наклонена влево. За штурвалом горбилась кожаная спина Новикова.
Когда они вылезли из самолета, никто не мог сказать друг другу ни одного слова: слишком велико было волнение последних минут. «Антон», прижавшись крылом к обрывистому берегу, стоял «по колено» в воде. Это был первый самолет, приземлившийся на Далдыне.
Прощание было недолгим. Снова взревел мотор, и, оставив на поверхности реки длинный пенящийся след, самолет скрылся за верхушками лиственниц. Попугаева и Беликов остались вдвоем в глухой полярной тайге. На сотни километров кругом не было ни одной живой души.
— Ох, и далеко же залетели!.. — сказал Федор Алексеевич, оглядываясь вокруг.
Работать начали на следующий день. Первую пробу взяли на большой галечной косе, названной потом «Надежда». Она вся была завалена красными кристаллами пиропа и черным ильменитом, тоже оказавшимся генетическим спутником алмаза. В первой же пробе был обнаружен алмаз. Значит, где-то здесь, совсем неподалеку, в бассейне ручья Кенгюрях, должна быть кимберлитовая трубка.
Месяц работы на Кенгюряхе не дал никаких результатов. Находили пиропы, ильмениты, составные части кимберлита, отдельные кристаллы алмазов, но коренной кимберлитовой породы нигде не было.
На резиновой лодке спустились вниз, до устья следующего притока Далдына — Безымянного ручья. Чтобы случайно не пропустить куска кимберлита, Лариса решила ползти по берегу Безымянного ручья.
С увеличительной лупой в руках Попугаева ползла по левому берегу ручья, Беликов — по правому. Через каждые пять-шесть метров брали пробу, отрывали руками полуметровую подушку мха и кайлом долбили землю. Встречались только известняки. Кимберлита по-прежнему не было.
