—Командир говорит дело,— сказал Лев Яковлевич.— За какую-нибудь недельку у нас будет полный ажур, и тогда прохлаждайся в полное свое удовольствие.
Не обошлось, конечно, без вопросов о том, что случилось с Демидченко, почему вызвали его в штаб и где он теперь. Рассказать ребятам обо всем, что известно мне о Демидченко, нельзя было по двум причинам. Во-первых, кое-кто мог неправильно истолковать мое поведение в бытность командования Демидченко, что не способствовало бы укреплению моего авторитета среди подчиненных, и во-вторых, это вряд ли было бы правильно с воспитательной точки зрения. Поэтому, когда спросили меня о Демидченко, я сослался па свою неосведомленность.
—И что, выходит, ты ничего но знаешь о нем? — не поверил Лев Яковлевич.
—Слышал, что его как будто направили в другое место,— и тут никто не мог упрекнуть меня в неправдивости. В действительности так оно и было.— Не будут же держать в отделении двух командиров?
—Видомо,— рассудил Музыченко.
Когда оживление, связанное с переменами в отделении, немного улеглось, я сел на бруствер рядом с Лученком и спросил:
—Ну что, Михась, новостей никаких?
—Ты разумеет што. Яны як змовились. Лида гаворыть, што Маринка сказала ей тольки адно— быццам ты моцна зняважыв яе, зняславив.
—Чем же? Как это может быть?
—Халера яго ведае, у чым тут справа. Магчыма, паклепництва якое.
—Почему тогда не сказать правду?
—Не ведаю, братка.
—Плохо мне, Михась. Хотя бы знал, в чем тут дело, и то, кажется, было бы легче.
—Яшчэ вось што. Лида запрашала нас прыняць удзел у школьнай экскурсии.
—Что это за экскурсия?
—Па гистарычным мясцинам.
—И когда эта экскурсия?
—У ближэйшую нядзелю.
—А Маринка?
—Яна таксама павинна быть. Але дакладна не ведаю.
Зачем я спрашиваю Лученка о Маринке? Ведь от того, пойдет она с экскурсией или нет, ровным счетом ничего уже не изменится. Ну что из того, что я спрошу ее еще раз? Она все равно не ответит.
В тот же день под вечер на пост приехали наш командир взвода Литвин и незнакомый матрос из береговой обороны.
—Принимайте пополнение, краснофлотец Севалин,— представил командир взвода нового парня.
Такого франта я еще не видел. Собственно, на нем ничего особенного не было, такая же, как у всех, бескозырка, фланелевая блуза и все остальное. Но в каком все это виде, трудно передать. Во-первых, бескозырка была без единой морщинки, изнутри чем-то туго натянута, так что поверхность ее представлялась ровной, как наша площадка. Блуза, казалось, сшита по особому заказу из какой-то особой ткани. У всех нас новые форменные воротники или, как мы называем их, гюйсы темно-синего цвета. У этого же парня воротник нежной бледно-голубой окраски. Видно было, что он еще совершенно новый, но как будто выцвел в морских походах под палящими лучами солнца. Я потом узнал, что это делается очень просто: новый воротник погружается в раствор негашенной извести и выдерживается до желаемой степени обесцвечивания. Потом прополаскивается чистой водой, сушится, гладится— и элегантный воротник готов. Поясной ремень у нашего нового товарища тоже, как у всех, но бляха особая, с якорными канатами, которых у нас нет. На внутренних сторонах тщательно отглаженных брюк были аккуратно вточены клинья, делавшие раструбы широкими, почти полностью закрывавшими носки ботинок. Эта форма выглядела особенно красивой еще и потому, что фигура у парня была на редкость стройная.
—Заметны хлопец,— шепнул мне Лученок.— Тольки твар у яго, як у драпежника.
Михась точно подметил. Лицо было вытянутым, нос прямой, сбоку казавшийся прямым продолжением лба. Брови тоже прямые, темные. А вот глаза— светлые, с оттенком голубизны. Может быть, именно это нечастое сочетание светлых глаз и темных бровей и придавало лицу Севалина выражение какой-то дикости.
—Чтобы не было вопросов, кто я, что я и откуда, скажу сразу: я— списанный курсант Севастопольского высшего военно-морского училища,— сказал Севалпп, когда уехал командир взвода.
«Ах вот что это за птица»,— вспомнил я слова Веденеева.
—С какого же курса тебя списали? — спросил Лев Яковлевич.
—С четвертого.
—О-о!— удивился Музыченко.— За що ж тэбэ, братэ, так ковырнулы? Шутка сказаты— с чэтвэртого. Майжэ готовый командыр.
—Извини, товарищ, я тебя не понимаю.
—Та брэшэ вин, хлопци. Всэ вин добрэ розумие. Нэ хочэ тилькы говорыты.
—Ну чаго ты прычапився да чалавека? Ён жа з дароги, можа, адпачыць хоча,— дипломатично заступился за новичка Лученок.
—Хай видпочыва, мэни що,— согласился Музыченко. Он решил, что время — самый строгий судья поступков людей, не делающий скидки ни на молодость, ни на отсутствие опыта, ни на капризы изменчивой судьбы.
17
Кончилась первая половина июня. В воскресенье я, Музыченко и Севалин (Лученок остался на посту за командира) встретились с экскурсией десятиклассников у подножия нашей горы. Десятый «В» шел немного обособленно от других классов. Но и в нем, если внимательно присмотреться, выделялись небольшие группы, в которых велись горячие споры о том, что ожидает выпускников после окончания школы, какая профессия сейчас самая нужная и, конечно же, следует ли верить слухам о готовящемся нападении фашистской Германии на нашу страну.
Федя Волк из десятого «А» горячо доказывал, что теперь для мальчишек самая главная профессия военная.
—Лично я,— говорил он,— буду поступать в кавалерийское училище.
—Не примут,— возразили Феде.
—Почему?
—Фамилия неподходящая. Кони от тебя будут шарахаться.
Самая большая группа школьников собралась вокруг Бориса Фомича, который руководил экскурсией.
—Ну а как вы считаете, Борис Фомич, нападет на нас Германия?— спрашивали учителя.
Классный руководитель неторопливо нагнулся, поднял с земли небольшой камень, постучал о него потухшей трубкой и сказал:
—Вы же, наверное, все слышали вчерашнее заявление ТАСС. В нем четко сказано, что слухи о намерении Германии порвать пакт и напасть на СССР лишены всякой почвы. А то, что в последнее время германские войска перебрасываются в восточные районы Германии, то это касательства к германо- советским отношениям не имеет.
Я тоже слышал это заявление ТАСС и, признаться, не все понимал из того, что происходит сейчас в мире. Ну для чего, спрашивается, перебрасывать Германии свои войска к восточным границам? Что это, военные маневры? Может быть. А если нет? Успокоил себя мыслью о том, что в Генеральном Штабе люди опытные и уловками фашистов их не проведешь.
По склону горы выше всех шли Маринка, Лида и ее подружка по парте Таня. К ним присоединились и мы. Я и глазом не успел моргнуть, как Севалин представился девушкам:
