не относится к виновности или невиновности мисс Карелли, но то, что такая кассета могла возбуждающе действовать на Марка Ренсома, так же отвратительно, как и то, что он использовал ее для шантажа, принуждая к половой связи.
— Но и то и другое — предположения, — заметила Шарп. — Не факты. Они не могут быть оправданием преднамеренного убийства.
Кэролайн Мастерс обернулась к ней:
— Я здесь не для того, чтобы выручать мисс Карелли. Но и обвинение не для того, чтобы доказывать беспорочность жертвы. — Кэролайн снова взглянула на Линдси Колдуэлл: — Хотя мисс Шарп занята определением степени вины сугубо мисс Карелли, давайте все же вернемся к вашему разговору с Марком Ренсомом.
Подавшись вперед, актриса смотрела в окно.
— Я была удивлена, когда он позвонил. Первое, что запомнилось из сказанного им, — то, что он много слышал обо мне. «От кого?» — спросила я его. Он ответил не сразу: «От Лауры Чейз».
Линдси помолчала.
— Я была в своем доме на морском берегу, в Малибу, — тихо продолжала она. — В гостиной. Муж сидел тут же. Когда Марк Ренсом сказал это, я была буквально потрясена. Помнится, оглянувшись, посмотрела через плечо. Роджер читал роман и улыбался про себя. Стараясь говорить как можно естественней, я спросила: «В самом деле?» Тогда он рассмеялся. — Она заговорила сдавленным и злым голосом: — Он сразу же догадался, что я в комнате не одна и что я боюсь упоминания Лауры. «В самом деле, — повторил он. — Кстати, Лаура сказала, что вы самая прелестная и самая чувственная любовница из всех, кого она познала». От этих слов я похолодела. Он заговорил елейным тоном льстеца: «Если такое говорит Лаура, это очень много значит, не так ли? И конечно же, это произвело на меня впечатление».
Терри обернулась, чтобы посмотреть Кэролайн в глаза. Но судья смотрела на свои руки.
— Странным было то, — продолжала Линдси, — что сквозь приторность тона прорывалась злость. Как будто мысль о том, что? было у меня с Лаурой, выводила его из равновесия. «Конечно, — говорил Ренсом, — в конце жизни Лауре очень не везло с мужчинами — или с женщинами». Потом отвратительным шутовским тоном он сказал: «Должно быть, от позора она и застрелилась».
Кэролайн Мастерс подняла взгляд:
— А что вы сказали?
— Роджер смотрел на меня. Я поняла, что мой разговор привлек его внимание. Поэтому самым бесстрастным тоном, на какой только была способна, я сказала: «Это очень забавно, Марк. И где вы это прочитали, в „Ридерс дайджест“?» Ренсом снова рассмеялся: «В „Моей незабвеннейшей лесбияночке“? Нет, я узнал это непосредственно от Лауры. Слышал от нее своими ушами». Почти непроизвольно я задала вопрос: «Надеюсь, телефонные разговоры с ней оплачиваете вы». — Замолчав, Линдси Колдуэлл взглянула на судью. — С помощью черного юмора я пыталась скрыть от Роджера свой страх перед человеком на другом конце провода. «Нет, — ответил мне Ренсом. И заговорил вдруг серьезным тоном: — Но я немало заплатил за это». Роджер все смотрел на меня. «За какие права вы заплатили?» — спросила я Ренсома. Голос его был довольно спокоен: «За авторское право. На кассету Лауры и ее психиатра».
Актриса снова помолчала, глядя на Кэролайн Мастерс.
— В какой-то момент, — снова заговорила она, — у меня появилось ощущение, что я не понимаю, где нахожусь. Я даже не знаю, что отвечала ему. Но до конца своей жизни не забуду, что он сказал потом: «Лаура любила вас. А вы оставили ее на гибель. То, как это произошло, и является темой моей книги». Какое-то время я не могла говорить. Потом с трудом выдавила из себя: «И о чем же эта книга?» «О самоубийстве Лауры, — заявил он мне. — О днях и часах, предшествовавших моменту, когда она нажала на спусковой крючок. Я отвечу на вопрос: „Кто убил Лауру Чейз?“» «Кто же это?» — поинтересовалась я и заметила, что Роджер по-прежнему смотрит на меня. Уже спокойней Марк отвечал: «Тот, кого я выберу, Линдси. А вы на кого думаете?»
Терри понимала: Кэролайн Мастерс пытается увидеть все это мысленным взором, Линдси Колдуэлл в доме на морском берегу старается говорить по телефону так, чтобы муж ничего не понял, и слушает Марка Ренсома, извлекшего на свет Божий ее вину двадцатилетней давности. Сама Терри могла представить все это гораздо яснее — возможно, потому, что побывала в этом доме.
Голос Линдси сделался унылым, как будто от воспоминания о собственном бессилии.
— «Что вы предлагаете?» — обратилась я наконец к Марку. «Чтобы вы послушали мою кассету с Лаурой, чтобы мы поговорили о ней. — В его голосе появилась интимность. — Потом у нас будет беседа, сугубо конфиденциальная. Если поладим, буду рассматривать возможность привлечения вас в качестве консультанта». Роджер снова углубился в чтение. «Это необходимо?» — спросила я Ренсома. Он долго молчал, потом сказал: «Только в том случае, если вы хотите получить кассету». Я испытывала тошноту. «За что?» — задала я вопрос. Марк снова помолчал. «Помните нашу маленькую ссору из-за Лауры, — поинтересовался он, — в Йеле, на симпозиуме „Женщины в кино“? Вы назвали меня тогда, как помнится, „поэтом-лауреатом журнальных разворотов“».
Актриса положила ладони на свои плечи, как бы обнимая себя.
— Что-то в этих фразах, — сказала она, обращаясь к Кэролайн, — было таким же пугающим, как и сознание того, что у него есть та кассета. «Да, — ответила я Ренсому, — помню». «Вы мне показались тогда ужасно высокомерной, — продолжал он. — Но я даже представить не мог, насколько хорошо вы знаете ваш предмет. Вот я и подумал, что мы сможем поболтать наедине о Лауре. И о журнальных разворотах».
В голосе Линдси Колдуэлл зазвучала усталость.
— Если у меня и могли быть сомнения относительно того, чего он хочет, — проговорила она, — после этого они исчезли. «Это не моя любимая тема», — возразила я. «Но зато моя. Я всегда хотел побеседовать с кем-нибудь, кто переспал с Лаурой Чейз. И услышав от Лауры, как сладко спать с вами, я понял, что вы мне можете предложить то, что я и представить себе не мог». Я не знала, что ответить. Повернувшись к Роджеру, я увидела, что он смеется, глядя в свою книгу. Затем Марк Ренсом сказал: «Вы нужны мне на целый день. Наедине. И, конечно же, обещаю принести кассету».
Отчетливей зазвучала усталость в ее голосе:
— Я согласилась встретиться с ним. В номере отеля, в Лос-Анджелесе. Это должно было произойти на следующий день после его встречи с Марией Карелли.
Некоторое время Кэролайн Мастерс молчала.
— И вы никогда не рассказывали своему мужу?
— Рассказывала, но не раскрывая всей сути. Когда я повесила трубку, Роджер спросил, кто это был. Я сказала, что это Марк Ренсом, он хочет продать права на книгу о Лауре Чейз. «Из этого ничего не получится, — сказала я Роджеру, — меня такой материал не интересует, и Ренсом не мой писатель. Но все же я с ним как-нибудь встречусь». — Голос ее упал. — «Потом, — сказала я Роджеру, — мы поговорили об одном дне из моей жизни».
Судья Мастерс откинулась на спинку кресла.
— Почему вы согласились дать показания?
Линдси Колдуэлл задумалась.
— Причины разные. Когда я впервые разговаривала с Терри, была уверена, что полиция либо уже нашла кассету, либо скоро найдет. Что мой секрет раскрыт. И мне безумно захотелось услышать, что говорила Лаура.
— А теперь? — спросила Кэролайн. — Кассета исчезла. Пока она не найдена, вы — единственная, кто знает, что произошло между вами и Лаурой Чейз.
Линдси посмотрела на нее равнодушным взглядом:
— Это верно. Но я знаю, что произошло между Марком Ренсомом и мной. И, зная это, понимаю, кем был Ренсом.
— И поэтому трудно молчать.
Актриса кивнула.
— До тех пор, пока дочь Стайнгардта не продала Ренсому те кассеты, я была согласна жить с тем, что произошло. Поскольку была единственной из живущих, кого это касалось. Теперь положение изменилось. Мария Карелли подозревается в убийстве, а та кассета может каким-нибудь образом всплыть на поверхность. — Она снова замолчала, глядя на Кэролайн Мастерс с выражением фатальной покорности
