в голову не приходит, что я должна делать какие-то ходы.
Он уставился на нее:
— О чем ты?
— О том, что ты не любишь меня. И я уже давно не люблю тебя и скрывала это от нас обоих. Если хочешь ругать меня за что-то — ругай за это.
Он побагровел от злости:
— Не говори вздор, Тер. При чем здесь наше супружество? Ты сделала это открытие, когда стала проводить время с Кристофером Пэйджитом.
Она молча подошла к мойке, поставила туда чашку, повернулась к нему:
— Нельзя Криса и тебя даже ставить на одну доску. Во-первых, ты никак на него не похож. Во- вторых, он здесь совершенно ни при чем. Речь идет только о тебе.
— Я не верю.
— Поверь. О тебе, Ричи. Все дело в тебе и в том, что ты никогда ни сможешь это признать. И никогда не захочешь.
Он молчал, Терри впервые прочитала в его лице, что он лихорадочно оценивает ситуацию.
— Речь идет о Елене, Терри. О нашей дочери, ты это понимаешь?
Ее охватила ярость.
— Ты не слышал, что я сказала? Не прикрывайся Еленой и не используй ее, чтобы попрекать меня! — И потом продолжала спокойней: — Я занята делом, которое должна сделать как можно лучше, и я постараюсь это сделать. Пока дело не закончено, ты будешь получать от меня помощь. Если не будешь трогать меня.
И пошла будить Елену.
Глядя на то, как Кэролайн Мастерс здоровается с Линдси Колдуэлл, Терри думала о том, что они похожи на людей одной породы, которые узнают друг друга сразу, при первой же встрече. Кэролайн всем своим видом показывала, что она с пониманием относится к тому, что Линдси ждут определенные трудности, Линдси выражала готовность умерить властность своей натуры ввиду того, что она находилась в сфере влияния Кэролайн. Обе говорили мягко, но без улыбки.
— Они сумели провести вас незаметно для прессы? — спросила судья Мастерс.
— Да, они провели меня через подземный гараж, и мы поднялись на лифте, которым мало пользуются. Как будто я контейнер с плутонием.
— Некоторым образом это так. — Судья помолчала. — Пока я не решу, что это можно им знать, я не хочу, чтобы пресса даже догадывалась, что вы здесь.
Актриса взглянула на Шарп.
— Я понимаю, — отозвалась она, и все четыре женщины сели: Кэролайн за свой стол, Терри рядом с Линдси Колдуэлл, Шарп — за ними.
Ну и компания подобралась, подумала Терри. Если настороженность Шарп выдавала присущую ее душе напряженность, то в Кэролайн Мастерс случай этот открыл необычайно развитую способность к сочувствию. Что касается Терри, она все еще ощущала собственную неопытность. Но у них троих было, по крайней мере, общее — они были юристами, присутствие же в комнате Линдси с ее темно-желтыми волосами и точеным профилем, знакомым по фильмам, воспринималось как нечто поразительное. Кэролайн посмотрела на нее.
— Расскажите мне о Марке Ренсоме, — попросила она. Линдси Колдуэлл энергично кивнула, как бы говоря, что ценит судейскую прямоту и готова платить тем же. Стенографистка в углу нависла над своей машинной.
— Это и довольно просто и довольно неприятно, — начала актриса. — Двадцать лет назад, незадолго до ее смерти, я имела дело с Лаурой Чейз. Марк Ренсом узнал об этом.
Лицо Кэролайн не выражало ничего.
— Он говорил, как собирался это использовать?
— Мне это было ясно, — холодно ответила Линдси. — Он недвусмысленно дал понять, что он хозяин положения.
Кэролайн смотрела на нее оценивающим взглядом.
— Когда вы сказали: то, что знал Ренсом, было «неприятно», — наконец спросила она, — вы имели в виду что-то в этом деле? Или неприятен был сам факт, что он знал об этом?
Какое-то мгновение обе женщины смотрели друг на друга, в этом их молчании Терри увидела неожиданно возникшую, невысказанную близость.
— Не сам факт. Мне неудобно об этом говорить, но я должна называть все своими именами. Диапазон сексуальных интересов человека может быть очень широк, и мой диапазон сделал возможной нашу связь с Лаурой — по крайней мере, на время. Но то, что я называю неприятным, было связано со смертью Лауры.
Линдси помолчала, как будто вспоминая, потом продолжала:
— Все началось за две недели до того, как Лаура застрелилась. Она стала опекать меня, как раз в то время, когда я в этом особенно остро нуждалась. Неделю спустя я оставила ее — боялась собственного несоответствия ее запросам, хотела иной сексуальной ориентации. К самоубийству ее привела целая цепь причин и следствий. Это та боль, которой коснулся Марк Ренсом.
Взгляд судьи Мастерс был спокоен и непостижим.
— Я слушала запись последней беседы Лауры с психиатром, — наконец произнесла она. — За несколько дней до ее гибели трое мужчин использовали ее с жестокостью, которая сравнима только с бессердечностью психиатра, выслушивающего ее. — Она возвысила голос: — То, что я только что сказала вам, никогда не должно покинуть эту комнату. Но вы должны это знать. До того, как начнете участвовать в установлении вины.
Терри с удивлением смотрела на нее. Было впечатление, что на какое-то время Кэролайн вывела из рассмотрения убийцу Марка Ренсома, она и Линдси Колдуэлл, две женщины, с беззастенчивой прямотой обсуждали более важные и более близкие для них вещи, чем те, что составляли суть судебного разбирательства.
— Я была с Лаурой, когда Джеймс Кольт звонил ей, — спокойно произнесла актриса. — Обе мы, и я и Лаура, знали, что он намеревался делать. Я кое-как ушла оттуда.
Кэролайн Мастерс скрестила руки на груди.
— Мы говорили о шантаже. Лаура, перекладывая на вас решение, прибегла к своеобразному моральному шантажу. Вы же не заставляли Лауру пойти к нему. Или убить себя.
Линдси смотрела в сторону.
— Марк Ренсом коснулся еще и другой вещи, — проговорила она наконец. — Хотя он мог и не знать об этом.
— Какой?
— За час до того, как убить себя, Лаура позвонила мне — пьяная, в отчаянии. — Голос Линдси упал. — Я снова отвергла ее.
Судья Мастерс смотрела на нее. Заботливо спросила:
— Вы думали, что Ренсом знал об этом?
— Я не была уверена. Хотя, конечно, он знал достаточно. Думаю, она могла позвонить Стайнгардту той ночью, и это стало известно Ренсому… И все же я понятия не имею, было бы мне легче или тяжелее от того, что он знал.
— Но вы хотели быть уверены.
— Я хотела. Я боялась, что обо мне узнают, поэтому я должна была встретиться с Марком Ренсомом.
Кэролайн помолчала. Потом сказала:
— Это не имеет отношения к делу. Но надо отметить: я считаю, что каждый лично ответственен за свой выбор. Сколько вам было — девятнадцать? Лаура сама себя довела до такого состояния.
В ее голосе появились жесткие ноты:
— Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и Стайнгардта, и Джеймса Кольта — или отца Лауры… Это
