изменили его. И тут же поняла, что он все еще очень привлекателен. Прекрасная пара для прима-балерины, подумала она.
— Мария, Андреа… — заметила она, тоже улыбаясь, — а вы когда-нибудь влюблялись в женщин из семей ВАСПов[18]?
— Нет, трагическая превратность судьбы удержала меня вдали от Марни. С самого детства где-то в глубине моей души укоренилась боязнь, что, когда вырасту, моей женой может стать девушка из восточного штата, звать ее будут Маффи или что-то в этом роде. И родит она мне двух вундеркиндов, белых, как пышки.
— Можете успокоиться. Про вашего Карло не скажешь, что он из белого теста. Похож на итальянского киноактера.
— Похож на свою мать, — беспечно махнул рукой Пэйджит. — Появился на свет, чтобы доказать, как много значит правильное планирование.
И снова что-то невысказанное почудилось Терри. Это слегка изменило ее расположение духа; она невольно вспомнила о Елене.
— Но я не могу понять, — она допила свой бокал, — почему вы не считаете себя хорошим отцом.
Пэйджит подлил вина в оба бокала.
— По той же причине, по какой не могу считать, что у меня было очень уж прекрасное детство. Часто люди обходятся со своими детьми так же, как родители обходились с ними. У моих родителей тоже были родители — и почему я вправе думать, что я чем-нибудь лучше?
— И тем не менее вы лучше.
Он пожал плечами:
— Иногда человек может превзойти сам себя. Если для этого есть достаточно веские причины.
— И Карло был такой причиной?
— Да, — помедлив, ответил Пэйджит. — Карло был такой причиной.
Снова он говорил с видимой неохотой, и Терри поняла, что почему-то Пэйджит сказал ей больше, чем было в его обычае; наверное, теперь, чтобы восстановить равновесие, ей следовало отплатить такой же откровенностью.
— А у нас родители дрались, — сказала она. — Точнее, дрался отец, а мама нас старалась защитить.
— А почему он дрался?
— Пил. Напившись, свирепел. — Терри подняла на него глаза. — Я об этом никогда никому не рассказывала.
Пэйджит внимательно посмотрел на нее:
— А почему?
— Трудно сказать. В детстве понимаешь, что в семье не хотят, чтобы посторонним стало известно. Потом привыкаешь скрывать. — Она прижала ладонь к груди. — Умом все понимаешь. Но ощущаешь в этом…
— И ваша мама не ушла от него?
— Нет. Она — католичка и, что бы ни случилось, но нас было пятеро. Я старшая, двое до сих пор живут дома, с мамой.
— А как она это делала? Я имею в виду — как она вас защищала?
— Знаете, она всегда была настороже. Когда отец напивался, ему мерещились обиды и оскорбления там, где их и в помине не было. И в любой момент можно было получить пинок. Помню, маленькой я закрывала глаза и уши. — Терри скрестила руки на груди. — Иногда мама просто закрывала нас собой. Но чаще всего делала так, чтобы мы не попадались ему на глаза, старалась сохранить покой в семье, чтобы мы могли заниматься своими уроками, играми. Отец видел в этом чуть ли не заговор. А она просто делала то, что должна была делать.
Взгляд Пэйджита стал задумчивым:
— А что вы вынесли из этого?
— То, что я ничего не могу сделать для нее.
— Я другое имел в виду — для себя.
Терри провела кончиком пальца по ободу бокала.
— Что надо избегать драк, — наконец произнесла она. — И самой улаживать свои дела.
— Само собой разумеется. — Тоном голоса Пэйджит как бы подвел итог сказанному — Расскажите мне о Елене.
У Терри появилось ощущение, будто в животе у нее затянулся тугой узел.
— Вы хотите узнать, чему Елена научилась от меня?
Он покачал головой:
— Это ваше сугубо личное дело, Терри. Не мое. Я не имею права вникать в подробности вашей жизни.
Она подняла на него удивленные глаза. Его взгляд был почти нежен. Навернувшиеся на глаза слезы поразили ее самое.
— Извините…
Кристофер Пэйджит протянул руку через стол и легко коснулся ее ладони.
— Что с вами? — спросил он. — Вы — мой друг, о'кей? Я про себя так решил, потому что Карло любит вас. Решать за кого-то большая ответственность. Но вот мы вдвоем и можем заключить союз.
И как будто теплая волна неожиданно смыла груз с души Терри, давая свободу и облегчение. Как ни в чем не бывало Пэйджит продолжал разговор.
— Иногда, как сказал Фрейд, сигара — это только сигара, и ничего больше. Я действительно хотел узнать о Елене.
— О, Елена — это чудо. У нее богатое, можно сказать, поэтическое воображение, и живет она своей потрясающей, полной фантазий жизнью. В этом она больше походит на Ричи — я слишком педантична, а поэзии во мне не больше, чем в березовом полене. — Она почувствовала, как, рассказывая о дочке, постепенно успокаивается. — Может быть, как мать, я преувеличиваю, но, мне кажется, Елена станет неординарным человеком — скульптором, или террористкой, или еще кем-нибудь…
— Возможно и такое — выберет для себя вандализм. — Несколько мгновений он размышлял. — Где ее собираетесь учить?
Терри нахмурилась:
— Пока не знаю. Я бы хотела, чтобы у нас было постоянное жилье с хорошей школой поблизости. Но дом нам не по карману.
Ее собеседник посмотрел удивленно:
— Не могу поручиться, но мне кажется, последнее время мы платим нашим помощникам достаточно. Хотя вы по своей деликатности и не говорили, но, как мне представляется, вы ушли из полицейского управления не ради моего обаяния, а чтобы получать вдвое больше.
Она улыбнулась:
— Да, это было из-за денег. И я не жалуюсь. Но Ричи именно сейчас работает дома.
— А что он делает?
— Хочет основать собственную компанию. Он на самом деле очень способный, изобретательный, с богатым воображением. Как и у Елены, у него свой взгляд на вещи, я на это не способна. Мне кажется, таким людям трудно работать на других.
— Вы готовы сделать заказ? — спросила официантка.
Пока Пэйджит делал заказ, Терри осматривалась. За столиками сидели попарно, по четверо; одни улыбались, другие были серьезны, погружены в раздумья, профили посетителей отражались в зеркалах. Последнее время Терри и Ричи очень редко обедали вне дома вдвоем; когда такое случалось, Терри развлекалась тем, что вглядывалась в лица присутствующих и пыталась представить себе их жизнь. Иногда, выбрав мужчину и женщину, старалась отгадать, что у них за свидание, почему они вместе. И потому теперь ее занимало: что она думала бы, глядя на себя и Кристофера Пэйджита со стороны.
— О чем задумались? — прервал он ее размышления. — Не о том ли, что вам пора прибавить зарплату?
