– А вы не хвастайтесь. Это не к добру – плохая примета.

– Вы что, разве верите в приметы?

– А вы?

– А я плюю на все эти приметы и суеверия. Ладно, так о чем это мы говорили? И какой же завтра день?

– Иоанна Крестителя, чудак-человек! День вашего ангела.

– Ну и ну! А почему в этом году Иоанна Крестителя празднуют так рано?

– Как это рано? В этот год как всегда.

– А по мне, так в этом году он словно снег на голову свалился.

– Зато уж Эрминия, в отличие от вас, наверняка не забыла о празднике.

– Что? Эрминия? Ах да! Эрминия… Нет, она мне ничего не сказала.

– Бьюсь об заклад, что завтра она преподнесет вам какой-нибудь замечательный сюрприз.

– Я сеньора, не большой любитель сюрпризов: и сам не люблю их преподносить, и получать их не желаю.

– Да, но это такой сюрприз… Уж и не знаю, как вам сказать… Это такой замечательный сюрприз, который вы были бы рады получить от Эрминии.

– У меня от ваших намеков голова кругом идет. Лучше уж оставьте меня в покое со всеми этими сюрпризами, от которых и помереть недолго. Говорят, бывает, что человек, и охнуть не успев, может разом, как от удара, протянуть ноги, если ему ни с того ни с сего сообщить чересчур уж радостную для него новость.

– Вот именно поэтому-то я и хочу вас подготовить, чтобы смягчить этот удар.

– Знаете что, сеньора, не нравятся мне все эти околичности да недомолвки. Тем более что сегодня мне с самого утра как-то неважно, не по себе: собираясь в деревню, я заметил, что Эрминия будто бы приболела.

– Так вы заметили это только сегодня утром?

– Что вы хотите этим сказать? Вы думаете, Эрминия заболела? Да нет же, нет. Когда я вернулся из деревни, она уже ушла в церковь.

– Она правильно сделала, что туда пошла. Ей самое время благодарить Бога.

– Благодарить Бога? Но за что?

– Вот именно за это самое – за то, что она как будто приболела. Так вы еще ни о чем не догадываетесь? Какой же вы тугодум! Молодая жена, которая неважно себя чувствует… Что же это, как не… Достаточно посмотреть на ее лицо – какое оно стало в эти последние несколько дней… А вы-то, считая себя, как говорят, самым настоящим врачом, как тот Гиппократ, так ничего и не поняли… Неужели вам все еще невдомек, что теперешнее ее недомогание – это залог вашего будущего счастья? Хотя, с другой стороны, откуда же вам знать, что происходит, если вы не осмеливаетесь и взглянуть на Эрминию! А то бы вы пришли в восхищение, увидев, какое у нее теперь личико… Словно у Девы с младенцем – такое же бледное, такое же задумчивое…

Хуан-Тигр пепельно побелел и, не сгибаясь, как парализованный, повалился на стул. Половина лица у него перекосилась, словно его хватил удар. Он был ужасен. Теперь у него шевелился лишь уголок рта. Хуан-Тигр испускал слюну, время от времени бормотал, скрипя зубами, как заржавевшими гайками:

– С младенцем! С младенцем!

Донья Илюминада поспешила Хуану-Тигру на помощь:

– Ну так как, протянете вы теперь ноги? Посмотрим, посмотрим…

Хуан-Тигр тряс головой, словно подтверждая тем самым, что он пока еще не протянул ноги… Он и вправду то поджимал, то вытягивал одну ногу, словно точильщик или велосипедист. При виде всего этого вдова Гонгора не могла не рассмеяться. Вдруг Хуан-Тигр весь напрягся наподобие титана, готового разорвать цепи. Напружинившись, он высоко изо всех сил подпрыгнул… Потом подпрыгнул еще несколько раз, выразительно размахивая руками. Хуан-Тигр скакал как одержимый, пристукивая башмаками. Казалось, он исполняет какой-то дикарский победный танец. Во время одного из этих пируэтов Хуан-Тигр, оттолкнувшись, ударился кулаком о висевшую над прилавком керосиновую лампу. Лампа разбилась вдребезги, и одним из осколков он порезал себе руку. Показалась густая, гранатового цвета кровь, похожая на бычью.

– Кровь, кровь… Это моя кровь, навсегда смешавшаяся с кровью Эрминии! – глухо прорычал Хуан-Тигр и раз, другой, несколько раз подряд поцеловал собственную кровь.

– Как же вам повезло! – воскликнула донья Илюминада. – Если бы не это, прямо как по воле Божьей, кровопускание, то с вами случился бы удар и вы бы умерли прямо на месте.

– Да хоть бы и умер – какая разница, если я уже бессмертен!

– Вы сами не знаете, что говорите. Подите-ка лучше умойтесь, а то на вас смотреть страшно. Вот теперь вы и впрямь похожи на тигра, который только что растерзал беззащитную газель. Уходите, я не хочу видеть вас в таком виде. У меня волосы дыбом встают. – И вдова закрыла глаза руками.

– Ладно, сеньора, я пойду умоюсь, хотя мне и приятно чувствовать вкус собственной крови. Я будто целую моего еще не родившегося ребенка. Пойду, кстати, поищу паутину побольше. Паутина – лучшее средство для остановки крови.

Хуан-Тигр исчез в глубине магазина и тут же, вынырнув оттуда, бросил на ходу:

– Прощайте. Прощайте.

– Сеньора… Я бегу к Эрминии, мне каждая секунда дорога. Это же так просто, так естественно…

– Представляю, какой у вас будет вид! Если вы и обычно в ее присутствии готовы язык проглотить, то сейчас, в такой щекотливый момент… Что же вы ей скажете?

– Ничего не скажу. Просто встану перед ней на колени.

– Должно быть, она еще не вернулась домой. Скорее всего, Эрминия до сих пор в церкви.

– Еще лучше. Более удобного места, чтобы встать перед ней на колени, и выдумать нельзя. Да и вообще, где бы она ни была, хоть в самом грязном и гнусном месте, хоть бы она валялась в навозе, мне нужно прямо сейчас, немедленно встать перед ней на колени. Этого требует моя совесть.

– Надо мне напоить вас липовым чаем и лимонной настойкой. Сидите-ка смирно у себя за прилавком до самого обеда. Не спешите, подождите. Пусть лучше она заговорит об этом первой. Если уж Эрминия до сих пор молчала, то, скорее всего, она что-то задумала. Скорее всего, именно завтра, в день вашего ангела, она захочет сообщить вам эту новость. А вы сделайте вид, что удивились, что слышите об этом в первый раз…

– Конечно, конечно. Вы, как всегда, правы. Ну да, я подожду. Хотите верьте, хотите нет, но я уже сейчас начинаю трусить.

Хуан-Тигр вышел на улицу и уселся за свой прилавок. Начин де Нача, продавец шапок, почесывая затылок и строя лукавые гримасы, завел с ним такой разговор:

– Я видел, какой ты был только что в лавке – будто помешанный. Если так пойдет и дальше, то отсюда тебе прямая дорога в сумасшедший дом или тюрьму. Бедняга Хуан! Я же тебя предупреждал! Что посеял, то пожнешь. Только уж больно скоро на тебя посыпались все эти несчастья. Старый муж у молодой жены – это радость сатаны! Очнись, Хуан. Послушайся меня, ведь я тебе добра желаю. Мы с тобой оба из одной стаи, оба с одной горы. друзей молодости никогда не забывают. Ты свалял дурака, женившись. Ну а теперь давай исправляй свою ошибку. Пусть эта девчонка идет в одну сторону, а ты сам – в другую. Плюнь ты на все это. Пошли со мной в Кампильин.

– Ты что, перебрал?

– Как я утром встал, так в рот и не брал.

– Ну что ты ко мне пристал? И именно сегодня, в самый счастливый день моей жизни!

– Ну ладно, старина, не сердись. Откуда мне-то знать?

Вдруг перед Хуаном-Тигром появился один из питомцев дона Синсерато. Он строил печальные гримасы, плаксиво хмурил брови и, торопливо объясняя что-то на пальцах, из кожи вон лез, стараясь, чтобы его поняли. Хуан-Тигр знаками показал ему на бумагу, чтобы он написал, о чем хочет сообщить. И немой человечек прыгающими от волнения буквами написал: «Наш отец при смерти. Он хочет вас видеть».

– Господи Иисусе! Помилуй его, Боже! – воскликнул Хуан-Тигр. – Пусть уж лучше какое-нибудь несчастье случится со мной, но только Ты пощади его, Господи! – И тут же Хуан-Тигр мысленно себя поправил: «В

Вы читаете Хуан-Тигр
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату