Вот так прошла блаженная неделя.
От обильной шоколадной подпитки я слегка раздобрел.
И, конечно же, весь пропах косметикой.
Эта идиллия меня расслабила, я всё тянул со своим уходом — и в конце концов упустил время, когда мог бы беспрепятственно улизнуть.
46
В один прекрасный день, когда Лариса уехала на боди-бильдинг, я устроил себе маленькую постирушку, для чего мне, естественно, пришлось задержаться в нормальных размерах.
И только я успел развесить на горячей трубе в ванной рубашку, майку и трусы, как вдруг послышался звук открываемой двери.
Решив, что это вернулась моя хозяйка, я похватал свое мокрое бельишко, помчался в будуар, забрался на трюмо, дисминуизировался, спрятался за флакон туалетной воды и стал поспешно одеваться.
Игорек вошел, мрачно сел на постель, закурил и, глядя на трюмо, сказал:
— Вижу я тебя, Гулливер. Выходи, подлый трус, будем знакомиться.
Я понял, что меня выдали, и счел за благо предстать перед президентом в полнометражном, так сказать, виде.
Нет, сперва я подумал, что благоразумнее было бы продолжать играть в Гулливера, но тут же сообразил, что Игорек наверняка видел мои мокрые следы на полу.
Надо отдать президенту должное: когда с трюмо посыпались банки-склянки и я возник буквально из ничего, в незастегнутой рубахе и наброшенном на плечи пиджаке, Игорек отпрянул, но быстро собой овладел.
— И ты хочешь сказать, — спросил он, — что Лариска никогда тебя в полной форме не видела?
Я клятвенно заверил президента, что был для его содержанки лишь фигуркой у зеркала и ничем больше.
— Ну, допустим, допустим, — хмыкнул Игорек. — А ты знаешь, что о тебе вся Москва говорит? Только и слышно кругом: банда лилипутов, банда лилипутов.
Меня это очень расстроило: популярности я не искал.
— Говорят, ты со своей сообщницей кассы стрижешь, как садовник кусты.
Я возразил, что, во-первых, у меня нет никакой сообщницы, а во-вторых — на грабеж ходил только раз, и то поневоле.
— Ну, и много взял? — поинтересовался Игорек.
— Ни копья. Всё отобрали.
И на этот раз президент мне не поверил.
— Ладно, дело прошлое, — сказал он, подумав. — Тебе надо полежать на дне, пока вся эта муть не осядет. Человек с твоими способностями не должен тратить себя на мелочовку.
Слова эти пролили бальзам на мое израненное сердце. В первый раз после гибели Ниночки о моих способностях было сказано доброе, хоть и скуповатое слово.
— Значит, так, — инструктировал меня Игорек. — Нос из окна не высовываешь, на звонки — ни дверные, ни телефонные — не реагируешь. Всё, что нужно, тебе будут доставлять. Поживешь месяца два, после что-нибудь придумаем. Устраивает тебя такой расклад?
Я ответил, что устраивает, только вот с Ларисой жить в одних стенах не совсем прилично.
— Ох, какой ты моралист, — сказал Игорек с усмешечкой. — Лариску я отсюда уберу, больше ты ее не увидишь.
Холодом повеяло от этих слов, я истолковал их так, что дела Ларискины нехороши. Но помочь ей было не в моей власти: я и сам давно уже стал игрушкой судьбы.
47
Так нежданно-негаданно я получил передышку и возможность жить в полный рост, ни от кого не прячась среди флаконов и безделушек.
Каждое утро ровно в десять хмурый верзила в пятнистой униформе с нашивкой на рукаве 'Бригада 'БАРС' приносил мне большую сумку на молнии с продуктами и напитками, разгружал ее, забирал пакет с мусором и, не сказав ни слова, уходил.
В первой же передаче оказалась хорошая электробритва, и я с радостью избавился от неопрятной щетины, которой успел обрасти.
Кормили меня, как на убой: икрой, паштетами, сервелатами, не забывали и о спиртном.
Я понимал, что богачи, в отличие от бедняков, ничего не делают даром (потому они и богачи), а значит за комфорт и безопасность рано или поздно придется платить.
Но я надеялся, что моя служба у этого человека будет направлена на общественно полезные и значимые цели.
Видите ли, сама специфика моего дарования такова, что она требует постановки каких-то крупных целей, иначе действительно можно погрязнуть в мелочах: подглядывать за девушками, изощряться в любовных утехах, шарить по чужим квартирам, потрошить конторские сейфы…
Неужели такова моя участь? Неужели мой проклятый дар — пустой каприз природы?
С этой мыслью я примириться не мог.
После гибели Ниночки я много передумал и пришел к выводу, что в моем лице Провидение, называйте как угодно, подарило человечеству уникальный шанс вырваться из жёстких размерных тисков, стать более независимым от окружающего мира.
Ведь матушке-природе, в сущности, все равно, будет муравей метровой или сантиметровой длины. Задача природы — обеспечить соразмерность всего остального, чтобы муравей занимал среди фауны и флоры подобающее ему место.
То же с человеком. Мы ж, по сути дела, не знаем истинных своих размеров, мы их исчисляем в сравнении с оглоблей, коломенской верстой, парижским эталоном.
Природа опутала человека прочной масштабной сеткой, в которой он барахтается от рождения до смерти, обреченный соразмерять с нею всю свою деятельность.
Мы, со своими авиалайнерами, шаттлами и небоскребами, находимся в плену многочисленных размерных 'нельзя'.
И вот появляется мыслящее существо, которое в своем саморазвитии научилось усилием воли выпутываться из этой сети. Кто сказал, что этот шанс должен достаться воришкам и скучающим дамам?
И не надо, пожалуйста, думать, что вот — Огибахин занесся. Ничего я не занесся.
Убежден, что у каждого мыслящего волнового пучка, в просторечье именуемого человеком, есть какая-то особенность, какая-то исключительная, присущая только ему возможность, заданная, быть может, далеко не напрасно.
Но, увы, не каждый волновой пучок об этом знает.
Ведь и я открыл свою способность совершенно случайно, в силу ряда чисто субъективных факторов.
Будь я в детстве благополучным, физически развитым, спортивным мальчишкой — может быть, я так и жил бы до глубокой старости в полном неведении о той бездне возможностей, которая зияет в моей судьбе.
Как знать, быть может, ходит по Земле здоровый и вполне нормальный человек, даже не подозревающий о том, что природа одарила его способностью свободно перемещаться в пространстве, в том числе и межзвездном, на сколь угодно дальние расстояния без применения каких бы то ни было технических средств.
В самом деле, почему бы нет? Почему бы волновому пучку, пусть даже и мыслящему, не иметь такой возможности?
Вопрос только в том, сумеет ли он о ней догадаться и в полной мере насладиться этой возможностью.
Словить на ней обширный кайф.
48
