остановить, Рони. Еще карту? Хватит. А если у тебя не выйдет? Об этом ты подумал? Тройка. О чем? Если обман раскроется? Четверо убитых током — кто тут заподозрит самоубийство? Ты не только псих, ты еще и считаешь себя умнее всех, сказал Рони. Дело не в уме, просто мы не в Гайане, а я не Джим Джонс,[58] никто ничего не заподозрит. Вскрываем карты. Ты с нами или нет, Рони? У тебя с головой не в порядке, Тано. Может, и так, а может, ты просто не хочешь знать, почему и тебе следует расстаться с жизнью? Разорение не пугает меня так, как тебя, Тано. Я знаю, что ты на этот счет не беспокоишься, но убить себя ты должен по другой причине. Это твоя причина, а не моя, и мне до нее дела нет. А должно быть дело, Рони. Ты с ума сошел. Сделай это ради своего сына. Не вмешивай моего сына в это дерьмо. Твой сын уже влип в дерьмо. Рони встал и схватил его за ворот рубашки. Мартин и Густаво растащили их как могли. Все сели. Ты неудачник, Рони, и именно поэтому твой сын — наркоман. Рони снова кинулся на него. А ты — настоящий мерзавец. Хватит, Рони. Я тебе сейчас морду набью. Хватит. И не смей больше говорить о моем сыне. Рони отпускает его. И к чему ты вообще ведешь? Я уже привел, Рони, и ты прекрасно все понял. Для тебя нет ничего святого. Конечно же нет. Ты негодяй. Не я продаю твоему сыну наркотики. И не я тоже. Но ты показываешь ему дорогу к краху. А что такое крах, Тано? Я, стало быть, неудачник? А ты тогда кто? Убив себя током, ты перестанешь быть обманщиком? А эти двое? Ну скажите, к какому типу неудачников принадлежите вы? Вы как Тано или как я? Лучше уйди, Рони, предложил ему Мартин. Так будет лучше всего, добавил Густаво. Иди себе, Рони. Ну вот они тебе и ответили. Да, они мне ответили. Ты не понимаешь ситуации. Конечно не понимаю. А вы двое? Иди отсюда, Рони, в самом деле, сказал ему Густаво и проводил до двери. И Рони ушел. К себе домой, на свой балкон. На наш балкон. С уверенностью, что они сумасшедшие, пьяные идиоты, но все-таки они не сделают этого, что все сведется к болтовне, в конце концов остатки разума победят и не будет ни бассейна, ни музыки, ни провода, ни тока, ни самоубийства. В этом он был уверен. Хорошо, что они попросили его уйти, Мартин и Густаво справятся с Тано лучше, чем он. Наверное, они втроем сговорились подшутить над ним, и сейчас вместе смеются, попивая вино. Рони приходит домой и поднимается по лестнице, он хочет убедиться, что на другой стороне улицы не произойдет обещанного. Однако там, на балконе, пока он пьет виски и лед рассыпается по полу, когда Вирхиния что-то говорит ему, а он ее не слушает, когда звучит современный джаз в миноре, сквозь ветви тополей, шелестящих в тяжелом воздухе, он видит все и понимает, что ошибся.
Глава 47
Через неделю после похорон Рони и Вирхиния приглашают вдов к себе в гости. Эта неделя им потребовалась, чтобы подготовиться к встрече. Карла и Тереса пришли вовремя. Лала опоздала на двадцать минут. Взглянуть друг на друга в первый раз было очень тяжело, почти невозможно. Сказать первые слова, впервые промолчать. Вирхиния подала кофе. Женщины стали расспрашивать про ногу Рони. Тот рассказал им об операции, лечении, реабилитации. И о падении. Но не о том, почему он упал. Потом постепенно начал рассказывать о том, что случилось той ночью, до сломанной ноги, до того, как Вирхиния заталкивала его в джип и как на выезде они встретились с Тересой.
— Я не думал, что они на такое способны, — говорит он. — Не думал, что они сделают это.
Женщины не могут его понять. Рони рассказал им о плане Тано, о депрессии Мартина Уровича, о том, как Тано описал им ситуацию, историю своей собственной смерти, но Рони все-таки ему не верил. Он не упомянул о тех доводах, с помощью которых он убеждал Густаво. Этого и не потребовалось. Карла заплакала. Лала несколько раз сказала «вот сукин сын», не объясняя, относится ли это к ее мужу или к Тано. Или даже к Рони. Тереса все никак не могла понять сути дела:
— Так, значит, это был не несчастный случай?
— Думаю, нет.
— Это было самоубийство?
— Да, самоубийство.
— Не может такого быть, он никогда мне ничего не говорил.
— Вот сукин сын, — снова сказала Лала.
— Должно быть, он думал, что так будет лучше для тебя и для детей, — объяснила Вирхиния.
— Он вообще не думал, думать умеет только Тано. — Лала говорила о нем в настоящем времени, будто Тано был еще жив.
— Мне кажется, никто из нас не знал о том, как плохи были дела у Тано, — попробовал объяснить Рони.
— Но у него все шло неплохо, мы строили планы, собирались уехать путешествовать, — говорила Тереса, которая все еще не могла ничего понять.
— А я? — спросила Карла.
Никто ей не ответил.
— Как Тано уговорил Густаво? — снова спросила она.
— Не знаю, — ответил Рони. — Кажется, он его так и не уговорил.
— Боже мой! — воскликнула Карла и заплакала.
— Простите, я хотел бы избавить вас от еще одного печального момента, но вы должны об этом знать, — объяснил Рони.
— Кто сказал, что мы должны об этом знать? — спросила Лала.
Карла плакала и не могла остановиться, Вирхиния подошла к ней и взяла за руку. Они обнялись. Лала ушла, хлопнув дверью. У Тересы все никак не могли сложиться части головоломки:
— Дела шли неплохо, Тано говорил, что все хорошо.
Воцарилось долгое молчание, которое нарушают лишь всхлипывания Карлы.
— Ты уверен в том, что все случилось именно так, как ты говоришь? — спрашивает Тереса.
— Абсолютно уверен.
Снова повисло молчание, потом вдова Тано захотела узнать:
— Это что-то меняет?
— Это правда, — ответил Рони. — Изменилось лишь то, что теперь вы знаете правду.
Не прошло и двух часов после встречи, на которой Рони рассказал вдовам, что же на самом деле случилось той ночью, как в их доме появились Эрнесто Андраде и Альфредо Инсуа, которые хотели поговорить с Рони наедине. Они не сказали об этом прямо, но легко было догадаться, так что Вирхиния ушла на кухню готовить кофе и пробыла там гораздо дольше, чем требовалось. Для того чтобы не выслушивать просьбу: «Мы хотим поговорить по-мужски, без женщин». Разговор начался издалека:
— Кто-нибудь знает, какой сегодня у нас экономический индекс?
Никто этого не знал.
— Дела в стране идут все хуже, если у тебя есть деньги на счету в банке, сними их, Рони, мой тебе добрый совет.
— В банке у меня только кредит.
— Надеюсь, он в песо?
— Ты слышал о банковском страховании?
Наконец они перешли к тому, зачем явились:
— Кто-нибудь еще, кроме тебя и Вирхинии, знает о том, что это было самоубийство?
— До сих пор я сказал об этом лишь Лале, Карле и Тересе.
— Почему ты говоришь «до сих пор»?
— Не знаю, потому что это правда: до сих пор я сказал только им…
— Рони, это не могло быть самоубийством.
— Я знаю, такое сложно понять.
— Дело не в понимании, Рони, дело в том, что не было, просто не было никакого самоубийства.
— Но я же был там, слышал, как они все планируют, просто не думал, что они решатся на это, так что…
— И сейчас тоже не думай, это самоубийство не нужно никому. Скажи, ты понимаешь, что если это будет признано самоубийством, их жены окажутся на улице? — спросил Инсуа.
