должны найти истинную меру. Чтобы добиться понимания, вам следует изучить, как сконструированы вещи и как вы сами конструируете свой подход к ним. И чем больше я изучал этот аспект квантовой механики, тем больше понимал, что на его основе можно создать то, к чему я так долго стремился, — теорию перемен, теорию изменения мира по инициативе людей. Таковы начала квантовой механики. Я ухватился за этот субъективный компонент, и отчасти он положен в основу той книги, что вы читаете сейчас. Излагая события своей жизни, я могу показать вам, как именно мы сделали то, что сделали.
Я начал рассматривать информацию как материю и исследовать, как она перетекает между людьми и внутри общества и как доступность новой информации приносит перемены. Представим трубопровод, по которому вещество течет в направлении мира, где царит справедливость. Вы можете выяснить, кто направил это течение, и выдвинуть гипотезу, что привело к состоянию справедливости. Конечно, я говорю не о физической, реальной трубе, а о всевозможных способах человеческого общения. Но давайте представим на минуту, что речь идет о реальной трубе. Чтобы понять, как информация движется по миру, вам нужно внимательно изучить весь трубопровод: кто его произвел, кто за него заплатил, кто поддерживает его в рабочем состоянии, что может блокировать движение, что может мешать течению. Давайте спроецируем эту концепцию трубопровода на четвертую власть, то есть на СМИ: как они помогают или мешают потоку информации? Нас интересует, что обеспечивает справедливый характер действий. Что мы видим? Какие этические реформы мы можем провести в системе, чтобы сделать ее более справедливой? Нам нужно устранить засоры, но мы также хотим увеличить число наблюдателей, вносящих полезный вклад в этот поток. А если что-то препятствует движению, нам следует рассматривать это как засор, допустить максимальное число наблюдателей к осмотру этого засора и снять проблему. Вот так мы доберемся до справедливости.
И мне пришло в голову, что Интернет — это вполне поддающаяся конфигурированию система труб, способных соединить эти наблюдения и людей, готовых к действию, что повысит вероятность добродетели. В будущем, считал я, появится новый способ организации оптимального потока между наблюдателями и действующими лицами. И это казалось мне новым способом организации общества: нужно было сделать массмедиа подотчетными наблюдателям, обеспечить надзор за государственными ведомствами и разрушить власть правительств и сотрудничающих с ними СМИ над информацией. Нужен альтернативный процесс сбора информации, который сможет объединять новые данные с уже известной вам информацией о мире, то есть контекстуализировать ее для самых разных деятелей. Нам нужен метод, сохраняющий честность всех действующих лиц, и вот почему WikiLeaks — появившийся, когда в одну телегу впрягли квантовую механику и журналистскую этику, — требовал участия массовой прессы в публикации наших материалов, чтобы расширить пространство справедливости в мире. Такой поток информации будет адресован не только отдельным журналистам или медийным организациям, но и сообществам, работающим вместе.
Конечно, тогда я только учился в университете, но все шло именно к этому, и еще предстояло пройти определенный путь. Это важно отметить, поскольку позднее истерия, обвинения и ошибки, в том числе мои собственные, затуманили мою базовую идею — философию перемен, — к которой я стремился. Потом, когда я оказался под пристальными взглядами публики, меня всегда озадачивало, как сильно люди не желают хотя бы попытаться понять новые идеи. Они даже не представляют, что поставлено на карту или какими методами мы пользуемся. Они лишь пишут о моей прическе или о моих девушках. Как вы знаете, теперь это происходит уже в международном масштабе, и я не думаю, что смогу как-то изменить ситуацию. Собственно, не я придумал эту мелкотравчатость — я лишь погряз в ней и попытался обернуть ее в сторону чего-то важного. Предположим, обратить внимание СМИ к справедливости или реальной дискуссии о причинах и следствиях… Но даже так называемую качественную прессу интересует лишь пара броских заголовков, а потом они вновь возвращаются к разговору о твоих причудах. Это самый морально оскорбительный способ существования, какой только можно себе представить: они притворяются, будто интересуются реальной жизнью и преданы истине, но на деле их совсем не волнуют сложные вопросы. И даже хуже: они цинично отметают даже малую вероятность, что их читателей такие вопросы заинтересуют. Сохраню свою горестную повесть на потом. Но мой университетский опыт показал мне, насколько сложны взаимоотношения между поиском правды и возможностью справедливости. Университет отправил меня, бывшего хакера, в тот мир, что породил WikiLeaks.
В моей жизни и в моем рассказе о ней регулярно всплывают несколько тем. Я уже упоминал о том, как в Уандсвортской тюрьме читал «Раковый корпус» Солженицына. В одной главе Костоглотов говорит с другим пациентом о ценности университетского образования:
Только учти: образование ума не прибавляет. <…> Учись. Только для себя помни, что ум не в этом[30].
Как бы много мне ни дало изучение квантовой механики, не меньше я узнал из моих более легкомысленных, как может показаться на первый взгляд, занятий. Мне всегда нравилось занимать свой ум нестандартными задачами, и эту потребность я удовлетворял, организуя конкурсы головоломок под эгидой Общества математической статистики Мельбурнского университета. В первом конкурсе в 2004 году мы предложили участникам разрешить бредовый сценарий, разворачивающийся вокруг австралийских выборов и якобы смерти тогдашнего премьер-министра. «Кто прикончил Говарда? — вопрошала наша реклама. — Джон Говард, похоже, испарился во время своего секретного выступления в Мельбурнском университете. Кто же стоит за этим подлым актом и почему? Есть ли что-то общее между ним и разграблением могил маргинального электората, колебаниями температуры и странными ночными мероприятиями в Мельбурнском университете?» За всеми этими глупостями, впрочем, скрывалась серьезная мысль. Как я выразился в то время, давая интервью университетской газете: «Задача в том, чтобы ясно и глубоко осмыслить проблему и решить ее». В конце концов команда, состоявшая из специалистов по статистике, программистов и одного музыканта, раскопала приз — 200 долларов, спрятанные под садовым гномом неподалеку от университетских зданий в Парквилле. Знаю, вряд ли это ставит меня в один ряд с великими гедонистами моей эпохи, великими любителями сексуальных приключений и рок-нролльщиками того времени, но, что бы там ни писали в газетах, интеллектуальные игры всегда меня притягивали.
Некоторые интеллектуальные приключения я разделял с сыном. Мне хотелось защитить его от грубостей взрослого мира, при этом я видел, что он обладает хорошим чувством юмора. Многие родители, думаю, страшно боятся, что их дети могут узнать что-нибудь не то, однако я считал, что Дэниел должен идти своим естественным путем. Тогда он проводил половину времени с матерью и здорово владел словом, лучше, чем я. Если у тебя есть ребенок, ты всегда остаешься немного легкомысленным. Давление взрослой жизни может выжать из тебя эту беспечность, как губительная буря отнимает ветер у твоих парусов, но мне нравилось, что мой сын — столь оптимистичное создание. Мы шатались и вместе исследовали заброшенные здания, а однажды на Рождество набрали игрушечных дракончиков и кукол Барби и взорвали их с помощью самодельной взрывчатки и жидкого азота.
Умные и быстро соображающие дети очень быстро становятся личностями. Поэтому они начинают отклоняться от середняков. И видно, как их любознательность определяет их индивидуальность, ведь они ищут вокруг себя нечто необычное, что другие дети их возраста даже и не замечают. Многое из того, что я говорю о детях, касается и меня самого: даже сегодня я все время пытаюсь найти что-то неожиданное в комнате или человеке. Жан Ренуар однажды сказал, что в любой мыслимой ситуации существует идеальный кадр: это может быть взгляд через стекло или из-за чьей-то головы. Задача в том, чтобы его найти. Таким инстинктом руководствуюсь я и такой инстинкт ценю в других людях.
Я чувствовал, что готовлюсь к чему-то. Не к тому, чтобы сыграть какую-то гигантскую личную роль — такого намерения у меня не было, — но к тому, чтобы вложить свои знания и опыт в создание организации, которая в состоянии гарантировать движение к справедливости в общественных делах, невзирая на ауру самодовольства, часто окружающую их. Без лишних сантиментов посмею сказать, что на появление такой организации звезды смотрели благосклонно. Я начал чувствовать подмигивание и движение этих звезд во время поездки в австралийскую пустыню в конце 2002 года, где мы наблюдали полное солнечное затмение. Для физиков традиция наблюдения за небом остается весьма увлекательной частью игры. Мы прикинули, что лучше всего будет наблюдать затмение в течение 38 секунд на протяжении 7,5 километра дороги, и хотели оказаться в центре этого участка именно в тот момент.
