матушка, когда Каринка уже села на продавленное сидение, и, даже не поцеловав на прощанье, поплотнее зашторила чёрные занавеси на окнах, - и, если кто-то из этих грубых необразованных мужланов посмеет коснуться тебя, умри достойно!
Девочка испуганно сглотнула и уставилась впереди себя, стараясь не встречаться глазами ни с матушкой, продолжавшей свои не самые тактичные указания ей и охранникам, ни с гроллинами. Дверца зычно хлопнула, отбив от стенки кареты гипсового ангелочка с обшарпанным крылом, и словно навсегда отрезала свою молоденькую хозяйку от внешнего мира, солнца и пленяющего свободой ветра. Юная Корсач вновь оказалась в своей тесной клетке, только в этот раз без прутьев. Гроллины сбросили в отдельный ящик свои пожитки, заняли места.
Уже пересекая дамбу, Каринка подняла с пола раскрошившегося карапуза и подумала, что её первое и последнее путешествие, наверное, окажется далеко не таким увлекательным, как она мечтала.
Кольцевые горы неохотно выпускали из своих извилистых склонов одинокую карету. Дорожка всё норовила свернуть или прыгнуть в глубокий овраг, словно маленький ребёнок, она упрямилась и юлила, лишь бы не пропустить в долину. Каждый поворот заставлял старые колёса натужно скрипеть и трястись от страха, что они вот-вот сорвутся с сыпучего настила. Камни словно нарочно бросались навстречу, ямы проваливались прямо под ними, а жёсткие царапучие ветки одиноких кустарников специально тянулись, чтоб ободрать карету. Лошади беспокоились и постоянно своевольничали, им совершенно не нравились такие условия работы, и они то и дело норовили вырваться. В отличие от лошадей юная Корсач упрямиться не могла, хотя ей, пожалуй, приходилось куда тяжелее, чем скакунам. От тряски её постоянно укачивало, а после третьей неожиданной кочки поясницу переклинило окончательно и девочке приходилось ехать не в самой подходящей для благородной дамы позе. Хорошо, что гроллины чётко исполняли приказ командира: загляни кто-нибудь из них в карету, он застал бы охраняемую на четвереньках, судорожно впившуюся в боковые ручки.
Если сама дорога и проявляла норов, то погода не слишком противилась путешествию и щедро сыпала в подол Каринке пригоршни озорных солнечных зайчиков, отскакивающих от начищенных до блеска доспехов 'огромллинов'. Сияющие хитрецы умудрялись время от времени прошмыгнуть меж задёрнутых штор и пробежаться по стопке удивительно поучительных книг, что матушка сложила Карине с собой в дорогу для отвлечения от непотребных мыслей. Ни одна из них, впрочем так и не была раскрыта, несмотря на то, что девочка изнывала от скуки. Каринка единожды раскрыла тоненький свиток с зубодробильной сагой на старом языке, где сердобольный менестрель изливал на арфу последствия вдохновения такими сложными падежами и спряжениями, что около часа пришлось на расшифровку двух фраз.
- Взыграет сталь с кровью родной в объятьях девы молодой и камней тварь к ногам обрушит, ход мироздания нарушит, - прочитала свой перевод Каринка, как вдруг карету тряхнуло сильнее обычного - ночник вместе с подставкой вывалился в окно.
На этом все попытки что-либо читать были прерваны. Девочка боялась попросить свечей у суровых сопровождающих, а другого ночника у неё не было. Поэтому Каринка коротала время тем, что прислонившись к боковине кареты, жадно ловила во тьме и духоте крохи звуков и ароматов, долетавших извне. Гроллины говорили мало, даже почти не спорили на развилке, хотя их мнения совершенно не совпадали. Девочка могла слышать от них лишь лязганье доспехов, неразборчивый шёпот и чьё-то фальшивое напевание отвратительным голосом популярного на границе мотивчика с странными словами. Впрочем, Карине этого было вполне достаточно, чтобы понять, что горы остались давно позади, а загадочный и чарующий для не покидавшей дома девочки лес Долины уже принял под свою крышу запылённую карету.
Когда быстро стемнело, пошёл дождь. Ещё совсем робкий и тихий, легонько пляшущий по веткам и шуршащий по крыше он привёл Каринку в небывалый восторг. Как жительница пустынных земель, она безусловно любила дождь и умела ценить воду, просто впервые смогла увидеть и почувствовать его так близко. Нет сомнений, что этот день тут же получил у Карины неплохой шанс стать легендарным днём, который она так хотела вспоминать в новой жизни, поскольку остальные дни путешествия мало вдохновляли на мемуары.
Неожиданно дверца кареты распахнулась и внутрь один за другим влезли оба 'огромллина'. Девочка испуганно отскочила и забилась в дальний угол, умудрившись поместиться в узкую щель между книгами и свёртками платьев и подтянуть к себе обе коленки вместе со всем ворохом подъюбников. Железные охранники как-то странно переглянулись и заняли место на противоположном сидении. Вид их был таким внушительным, что у Каринки мимо воли началась икота. Дверь захлопнулась и между штор просунулась лохматая голова подгорного человека. От дождя его усы намокли и смешно свисали трепещущими змейками. Карина попыталась зажать себе рот, чтоб не икать, но от этого звук получился ещё более громким. Гроллин сурово глянул на охраняемую:
- Мне всё равно, какая ты там шишка, сиди тихо!
Шторы снова запахнулись. Каринке стало стыдно за своё поведение. Она попыталась занять более достойную позу и придать своему икающему лицу благородное выражение. Совсем некстати вспомнились прощальные слова матушки.
'Интересно, - подумала девочка, - что она имела в виду, когда говорила умереть достойно. Это значит убить себя или попытаться убить их. Если первое, то это будет уж очень нелепо делать при посторонних. Если второе, то, как мне их выколупать из доспехов, у меня же только ножик для чистки фруктов, а он не годится даже для охоты на крыс. Может, матушка что-то напутала...'
В тот вечер каменные тролли, сладко потягиваясь, выбрели из своего лежбища в дурном состоянии духа. Тому было множество причин: приближалась осень, суставы скрипели и ныли в ожидании долгого зимнего сна; пустой желудок требовательным рёвом встряхивал их каменные брюхи; пустые головы гудели от несмолкающих назиданий их толстой, как небольшая гора, мамаши. Да и самого их существования хватало для плохого настроения. Кому, скажите на милость, понравиться быть каменным троллем? Ведь жизнь у них не лёгкая, когда сам такой тяжёлый, когда на девять месяцев впадаешь в спячку, а остальные три мучаешься от постоянного голода, потому что при нынешней экологии накормить такую тушу практически невозможно, когда с каждым годом твоего брата становится всё меньше, а люди уже не верят в твоё существование даже как сказочного персонажа.
Только тролли, что вышли в этот день на дорогу, даже не подозревали о таких сложностях жизни. Они были недовольны тем, что приходилось так долго сидеть в засаде. Братья совсем недавно выросли и в первый раз пошли на самостоятельную охоту, потому и не подозревали, что их толстые каменные туши никак не могут укрыться за одной молоденькой осинкой.
Если не заметить двух каменных гигантов и было сложно, то объехать их или просто вернуться назад не представлялось возможным вообще. Кони не чуяли опасности и безбоязненно трусили по старой заросшей дороге, которой пользовались так редко, что большинство картографов просто забыли её отметить. Когда-то тут вовсю орудовала банда старого Тримма, поэтому дорога и перестала пользоваться успехом, несмотря на то, что была короче и ровнее. Когда купцы и путники иссякли, бандиты с дороги исчезли сами собой, однако путь так и не ожил. Теперь же его единственным путешественникам грозила опасность куда большая, чем группа отчаявшихся крестьян с самодельными луками.
- Никому не двигаться, - вполголоса проговорил подгорный человек, - тролли плохо видят. Главное не шевелится. У меня есть порошок огнецвета.
Каринка помнила из домоводства, что корни огнецвета подкладывают нерадивые торговцы в бочки с протухшим мясом, чтоб отбивать запах, и даже могла с первого раза различить все шесть разновидностей этого цветка, но понятия не имела, как он поможет от троллей. О троллях она вообще мало, что знала, кроме досужих слухов, будто те раньше пожирали людей и делали из их костей гребни. 'Огромллины', наверное, знали больше, потому что даже сквозь броню было заметно, как они напряглись.
Самый нетерпеливый из братьев-троллей не выдержал и прыгнул на дорогу, перебив оглоблю так, что вмиг осознавшие свою неправоту лошади бешено припустили по дороге, а карета резко затормозила,
