же не знал, что калитку оставили открытой, обычно профессора стерегут этот сад как святыню. Нет, доктор Бруно, я не терял ни минуты.
— Кого-нибудь видели по пути у стен колледжа? — с деланой небрежностью осведомился я.
Норрис склонил голову набок, вспоминая.
— Постойте, вот сейчас, когда вы спросили, я вспомнил: в какой-то момент мне показалось, будто я слышал впереди шаги. Кто-то вроде бы бежал, но эти вопли из сада заглушили все звуки, а потом я и вовсе забыл об этом — такое было смятение. А почему вы спрашиваете?
— Хотелось прикинуть, скольких людей в тот час не было дома, — ответил я, отступая на шаг. — Мне пора идти, отнести одежду.
Парень с живым интересом уставился на меня и вдруг фамильярно хлопнул по плечу.
— Веселенький диспут выйдет у вас сегодня вечером. На богословие мне, впрочем, наплевать, но если сумеете выставить ректора дураком, я первый вам поаплодирую. Хотя, полагаю, с этой задачей он прекрасно справится и сам. — Габриель усмехнулся и тоже сделал шаг назад, вроде бы собираясь уходить, однако напоследок глянул на меня и вдруг сделался серьезным. — Полагаю, нас всех будут опрашивать, если дойдет до расследования. За лук и стрелы мне влетит, на территории университета запрещено держать оружие. Но вы же скажете им, что без меня с собакой не удалось бы справиться? Скажете, доктор Бруно?
— Разумеется, если от меня потребуется отчет об этих событиях, я постараюсь по мере своих сил во всем придерживаться истины, — поклонился я в ответ.
— Благодарю вас. Arividerci, il mio dottore![11] — весело воскликнул он, развернулся на каблуках и быстрым шагом направился к главным воротам.
Я смотрел ему вслед, заинтригованный: павлин, действительно напыщенный павлин. Но, однако, кем-кем, а дураком Габриель Норрис не был.
А вот я выглядел довольно глупо посреди двора с охапкой чужой одежды в руках. Что же мне теперь делать? — прикидывал я. Солнце скрылось за тучами, и в одной тонкой рубашке я уже ежился и дрожал от холода. Слайхерст, разумеется, донесет ректору, что застал меня за обыском комнаты убитого и что я достал из тайника сундук с деньгами. Значит, единственный способ оправдаться — повторять эту глупую ложь, будто я пришел за одеждой, чтобы обрядить покойника.
Я присмотрелся к охапке одежды, которая оттягивала мне руки: знакомый запах Роджера Мерсера все еще исходил от нее. Надо, решил я, поскорее отнести все это добро ректору, пока Слайхерст ничего не напел ему в уши. Скажу, что мы в Ноле издавна так выражаем свое почтение к умершим. Он сочтет меня за идиота, но хоть не за вора. Он также призадумается, почему я не вернул ключи Мерсера. Поэтому ключи придется сразу же отдать, хотя я предпочел бы оставить их у себя на случай, если выпадет шанс еще раз внимательнее осмотреть комнаты в башне. Впрочем, что толку-то: если первый «посетитель» не нашел того, что искал, теперь уж это точно отыщет Слайхерст.
Голова у меня кружилась, больше всего хотелось вернуться в свою комнату и лечь в постель, но вместо этого я поплелся к центральной арке. Там, справа от массивных деревянных ворот была дверь с надписью «Привратник».
Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь: толстый старик с короткими седыми волосами сидел за деревянным столом, свесив голову на грудь и похрапывая. Куртка его была залита пивом, у ног растянулся старый черный пес с седой мордой. Пес чуть приподнял голову, заслышав мои шаги, посмотрел на меня мутно-белыми глазами и снова задремал — на большее усилие он не был способен. Я громко откашлялся и постучал; это заставило старика резко вскинуть голову. В растерянности, еще не вполне проснувшись, он приоткрыл рот, и на подбородке его заблестела ниточка слюны.
— Прошу прощения, сэр, на минуточку задремал, — пробормотал он.
— Вы — привратник Коббет? Мое имя Джордано Бруно.
— Знаю, сэр, знаю, вы наш почетный гость, нынче вечером вы скрестите клинки с ректором — я имею в виду клинки словесные, ибо железные в университет не допускаются, как вам известно, сэр. Ужас-то какой, сэр, и что за несчастье, что вам довелось именно в такое утро оказаться тут, прямо подумать об этом страшно. — Он драматически замотал головой из стороны в сторону, аж щеки затряслись.
— Да, весьма тяжелое зрелище, — откликнулся я, доставая из кармана ключи. — Я был там, в саду, помогал ректору. Он попросил меня приглядеть, чтобы ключи доктора Мерсера вернулись на место. Полагаю, он хотел, чтобы я отнес их вам.
При виде ключей лицо старика просияло от облегчения.
— О, хвала Небесам, хоть один набор вернулся. Мне уж кажется, ключи отрастили ноги и бегают где хотят.
— Разве у вас нет запасных? — спросил я, протискиваясь внутрь и закрывая за собой дверь.
— Есть, сэр, как не быть, но пару дней тому назад они пропали куда-то с моей доски, и это очень странно, ведь доктор Мерсер не спрашивал их у меня, а я из своей каморки и не выхожу почти. Кто мог их взять? Подумал было, может, казначею срочно понадобилось заглянуть в хранилище? Ведь чтобы попасть в башню, надобно пройти через покои заместителя ректора, однако он говорит, что ничего такого не было. — Привратник снова покачал головой. — Профессора эти — хуже студентов, по правде говоря. Засунут ключи, а куда — не помнят. А новые-то денег стоят.
— У вас есть запасные ключи от всех помещений колледжа?
— Конечно, сэр. Вот, смотрите. — Старик поднялся на ноги, ужасно сопя и задыхаясь, повернулся к неглубокому деревянному шкафу в глубине комнаты за его столом. Он распахнул обе дверцы, чтобы с гордостью продемонстрировать мне ряды железных ключей всех видов и размеров. Каждый ключ висел на особом крючке, обозначенном буквенным и цифровым кодом.
— Как же вы их различаете? — прикинулся я дурачком.
— О! — Коббет похлопывал себя по животу. — Я разработал целую систему, чтобы ключи не попали в чужие руки. Ясно? Если б я надписал, как есть: «Башня», «Библиотека» и так далее, юнцы могли бы пробраться сюда и стащить ключ, пока я сплю, или облегчаюсь, или еще что. Вот почему я и придумал код — давно уже, много лет назад. Если кто потеряет ключи, он приходит ко мне, и я подбираю ему запасные. Но стащить у меня ключи и пробраться куда не следует или еще какую проделку затеять — это у них не выйдет.
— Значит, у вас тут полный набор ключей от всех дверей и ворот колледжа?
— Выходит, так, если б только люди их не теряли, — мрачно отвечал привратник. — Единственное, чего у меня нет, — ключей от хранилища. Попасть в него можно только через комнату заместителя ректора, а ключи от хранилища есть только у ректора и у казначея. Специально так придумано, чтобы в хранилище могли входить вдвоем, а не поодиночке, — пояснил он.
— А от всех остальных комнат ключи есть только у вас?
— Нет, сэр, у ректора тоже есть полный набор ключей от всех комнат главного здания, однако он их никому не дает. И студенты, и профессора должны обращаться ко мне, и ни к кому больше. — Тут он что-то сообразил, заерзал на стуле и повнимательнее взглянул на меня.
— А у казначея есть ключ от комнат заместителя ректора?
— У казначея? — с удивлением переспросил Коббет. — Нет, сэр, у него есть ключ от хранилища, но в башню его впускает заместитель. Специально так придумано, против злоупотреблений и воровства.
— А если случится, что заместитель ректора в отъезде, а казначею понадобилось наведаться в хранилище?
— Тогда ему придется попросить ключ у меня или же ректор его проведет. Да что вас так заинтересовали ключи?
— Я просто пытаюсь понять, каким образом тот бродячий пес оказался в саду, — ответил я.
По правде говоря, меня также сильно занимал вопрос, где Слайхерст добыл ключи от комнаты Роджера Мерсера. Украл запасные из шкафа Коббета? А если так, то каким образом в комнату Мерсера попал тот первый посетитель, который учинил там обыск? У кого еще, кроме ректора, был ключ?
— А! — Старик потер щетинистый подбородок. — Ну да, ну да. Моя вина, сэр. Стало быть, не проверил я калитку на Брейзноуз-Лейн с вечера.
Повисло молчание. Старику противна была эта ложь, которая к тому же вредила его репутации. Его вынудили сказать эти слова, и он сказал их, вполне убедительно, хотя и против своей воли.
