Глупости какие. О чем тут переживать?
Но если он тоже что-нибудь к ней чувствует? Каково ему будет знать, что она свободна теперь, а он занят? Причем занят серьезно и навсегда.
Айрин вдруг подумала, что ничему-то она не способна учиться. И делать правильные выводы она тоже, как выяснилось, не способна.
В случае с Дереком оказалось, что не нужно было втихомолку думать себе всякие разности и ненужные гадости, а надо было спокойно обсудить то, что она чувствует и переживает. Удалось бы избежать неприятной ситуации. Удалось бы избежать неловкости Дерека перед соседями. Удалось бы не сделать ему так больно, как получилось из-за ее молчания.
А удалось бы им не расстаться, если бы она была честна с ним?
К сожалению, ответа на этот вопрос не было. И быть уже не могло.
Уже ничего нельзя исправить. Если бы, подумала она с тоской, я только знала, как мои действия в настоящем могут повлиять на будущее!
Из кухни вернулся Ларри с дымящейся кружкой чая и тарелкой бутербродов.
Бутерброды аппетитно пахли. Они были с ветчиной и, кажется, даже с огурчиками.
Но Айрин замотала головой.
– Нет, я не буду, спасибо.
– Будешь, – спокойно сказал Ларри, садясь рядом с ней на кровать.
– Иначе что? – слабо улыбнулась Айрин. – Выльешь чай мне на голову?
– Интересная мысль. – Ларри поднял брови. – Жаль, что я сам до нее не додумался. Однако с реализацией плоховато.
– Почему? – развеселилась Айрин.
– Почему... Во-первых, долго придется ждать, пока чай остынет.
– А во-вторых?
– Много будешь знать... Впрочем, ладно. Я скажу тебе. Дело в том, что отмывать тебя, плед и вообще все вокруг придется мне. Зачем мне такая радость в восьмом часу вечера?
– Да, – поддержала его Айрин. – Неужели у тебя нет более интересных занятий, чем возиться с заплаканной... даже, не побоюсь этого слова, с зареванной секретаршей своего нового босса?
– Ты не просто секретарша, – ответил Ларри. – Ты Айрин.
– И что? – Она тихонько приоткрыла рот от удивления.
– И ничего. Этого достаточно. Ешь.
– Но я...
– Не можешь есть, потому что отравилась за ланчем? Это неправда, ты ничем не травилась. У тебя личная драма. Выкладывай.
Ларри проявлял такую же сдержанную властность и терпеливое спокойствие, как и Дерек.
Но от его властности веяло еще теплом и непоколебимой уверенностью. Такой смеси Айрин противостоять не могла. Она сдавалась, таяла, точно ванильное мороженое, неосторожно поставленное на залитый солнцем подоконник.
Однако она хотела, чтобы Ларри ушел.
Ее начинало отпускать внутреннее напряжение, ей опять становилось легко и хорошо рядом с ним. Она не хотела его отпускать. Но знала, что потом расставаться будет еще тяжелее. Может быть, на ее долю уже хватит страданий?
Айрин хотела, чтобы он ушел...
Чем больше времени он сейчас проведет рядом с ней, тем труднее будет сдержаться.
Она не знала, что сдерживаться трудно им обоим. Она думала, что, если Ларри еще какое-то время просидит рядом с ней на кровати, будет обнимать, гладить по голове, держать для нее тарелку с бутербродами, то она не выдержит, снова заплачет и выскажет ему все, что есть на сердце.
Скажет, что скучала все это время, что хочет повторения вечера в «Восточном дворике», что мечтает запустить пальцы в его темные волосы.
Что хочет всем телом ощутить надежное тепло его сильного, несокрушимого тела.
Именно поэтому больше всего на свете она хотела, чтобы Ларри Бейтс ушел. Прямо сейчас.
Но Ларри никуда не уходил, он сидел рядом, пристально изучал ее, держал тарелку с бутербродами и требовал, чтобы она ела их, исправно запивая при этом чаем, пока он не остыл.
Когда Айрин доела бутерброды, он потребовал, чтобы она рассказала ему о причине своих слез.
Айрин рассказывала долго, сбивчиво, но внутри она уже успокоилась.
Она не хотела, чтобы Ларри думал, что с ней случилась настоящая трагедия. Поэтому старалась, чтобы голос был ровным, а неосторожные слова исключали эмоциональные всплески.
Ларри, однако, сделал из ее глухого голоса и сбивчивого ритма повествования какие-то свои, не вполне верные и обоснованные выводы.
Айрин умолкла. Кружка с чаем давно опустела, а в горле пересохло, ей хотелось выпить хотя бы пару глотков воды. Кажется, в процессе рассказа у нее сел голос. Это и неудивительно. Надо было меньше рыдать.
Айрин прошептала:
– Ларри...
Она хотела сказать: «Принеси мне немного воды». Но не успела.
Ее шепот подействовал на Ларри, словно красный плащ тореро на быка. Он больше не мог держать себя в руках, он словно взорвался.
Баюкать в объятиях девушку, которая так ему нравилась, укутывать ее пледом, кормить с тарелочки сандвичами... Все это создало какую-то необыкновенную атмосферу интимности вокруг них двоих. А страстный и сбивчивый рассказ Айрин о ее разрыве с бойфрендом почему-то накалил обстановку, по крайней мере для Ларри.
Он сделал то, что ему давно хотелось сделать. Он подался ближе к Айрин, коснулся губами ее губ и принялся жадно целовать.
Айрин застонала не то от удивления, не то от наслаждения. Он одной рукой обхватил ее затылок, пальцами перебирая каштановые шелковистые пряди, а другая его рука скользнула на шею.
Поцелуй был страстным, но внезапно Ларри отстранился от Айрин, одновременно ища взглядом ее глаза.
Она смутилась и опустила голову.
– Какой же я подонок! – вырвалось у Ларри. Как и обычно, он в первую очередь подумал о себе. Он всегда думает только о себе! Ведь совершенно очевидно (любому ослу, но только не ему, Ларри), что Айрин подавлена и глубоко опечалена разрывом с любимым человеком. Сейчас легко воспользоваться ее растерянностью и беззащитностью. Но разве он может так поступить с ней?
Думает только о себе! Айрин вне себя от горя, а он полез к ней с поцелуями. Странно, что она не залепила ему пощечину. Наверное, она не сделала этого лишь потому, что посчитала неудобным врезать своему утешителю. А, между прочим, зря. Ларри был готов биться головой о стенку, его сжигал мучительный стыд за собственный поступок. Разумеется, он не хотел этого делать.
Разве мог Ларри думать иначе? Он ведь ничего не знал о чувствах Айрин к нему. И был уверен, что разрыв с любимым человеком сделал ее несчастной.
В свою очередь и Айрин истолковала превратно восклицание, вырвавшееся у Ларри.
Она подумала, что на какое-то мгновение он поддался симпатии к ней. И хорошо, если симпатии, а не жалости. Хотя... нет, на утешительный поцелуй это было ничуть не похоже. Губы Ларри обжигали, он был настойчивым и нежным одновременно. Поцелуй обещал настоящее наслаждение, но затем так резко оборвался.
Наверняка Ларри вспомнил о своих брачных клятвах или обязательствах перед невестой. Естественно, что сначала он, поддавшись мимолетному влечению, не удержался и поцеловал Айрин. А потом опомнился и, само собой, раскаивается.
Она тихонько коснулась его руки, показывая, что ничуть не сердится на него.
– Ничего страшного, Ларри.
Ларри поднял голову.
