— Здорово! — воскликнула Кэтрин, понимая, что до возвращения отца весточек больше не будет. Даже Инженеры не могли посылать радиосигнал дальше, чем на несколько сотен километров.
— Тебя интересует что-то еще? — спросил Кроум.
— Да… — Кэтрин замялась, опасаясь предстать в глазах лорд-мэра полной дурой. Холодный кабинет Кроума, его ледяная улыбка привели к тому, что она уже ругала себя и за выбор костюма, и за раскрашенное лицо. Но Кэтрин напомнила себе, что пришла по важной причине, и продолжила. — Я хочу знать, кто эта девушка и почему она пыталась убить моего отца.
Улыбку лорд-мэра как ветром сдуло.
— Твой отец не счел необходимым сказать мне, кто она. И я понятия не имею, почему ей так хотелось убить твоего отца.
— Это как-нибудь связано с МЕДУЗОЙ?
Взгляд Кроума стал еще холоднее.
— Тебя это не касается! — рявкнул он. — Что сказал тебе Валентин?
— Ничего! — Кэтрин начала злиться. — Но я вижу, что он напуган, и должна знать причину, потому что…
— Послушай меня, дитя. — Кроум поднялся, вышел из-за стола. Его тонкие руки легли ей на плечи. — Если Валентин что-то держит в секрете от тебя, на то есть причина. Пока ты не понимаешь некоторые детали его работы. Помни, он начал с нуля, пока я не проявил к нему интереса, был обычным кладоискателем, роющимся на Открытой территории. Ты хочешь, чтобы он вернулся к тому, с чего начинал?
Слова ударили, как оплеуха. От злости Кэтрин залилась краской, но изо всех сил старалась держать себя в руках.
— Иди домой и дожидайся его возвращения, — приказал Кроум. — Оставь дела взрослых тем, кто в них понимает. И никому не говори ни о девушке, ни о МЕДУЗЕ.
«Дела взрослых! — с возмущением подумала Кэтрин. — Сколько мне, по его мнению, лет?»
Но смиренно склонила голову и покорно ответила:
— Да, лорд-мэр. — И добавила, повернувшись к волку: — Пошли, Собака.
— И больше не приводи на Верхнюю палубу это животное, — крикнул Кроум. Голос настиг ее уже в приемной, где секретари удивленно вытаращились на ее перекошенное яростью лицо.
В кабине лифта, спускающейся на Куирк-Сер-кус, она прошептала на ухо волку: «Мы ему покажем, Собака!»
Вместо того чтобы пойти домой, она завернула в храм Клио на краю Кругового парка. Там, в насыщенной благовониями темноте, успокоилась и попыталась решить, что делать дальше.
С тех пор как Николаса Куирка объявили богом, лондонцы в большинстве своем забыли древних богов и богинь, так что в храме Кэтрин была одна. Ей нравилась Клио, которой поклонялась и ее мать в Пуэрто- Анджелесе. Статуя богини чем-то даже напоминала мать, наверное, темными добрыми глазами и преисполненной терпения улыбкой. Она помнила рассказы матери о том, как бедную богиню ветром прогресса постоянно отбрасывало в будущее, как иногда ей удавалось вернуться в свое время и тогда вдохновленные ею люди меняли ход истории. Глядя снизу вверх на благородное лицо статуи, Кэтрин спросила:
— Что мне делать, Клио? Как я могу помочь отцу, если лорд-мэр ничего мне не говорит?
В общем-то она не ожидала ответа, его и не последовало. Поэтому она помолилась за отца, за бедного Тома Нэтсуорти, оставила богине истории дары и вышла из храма.
А на полпути к Клио-Хаузу ее осенило. Столь неожиданную мысль могла внушить ей только богиня. Она вспомнила, что на бегу к желобу сброса, куда свалился Том, видела человека, который брел в противоположном направлении, молодого подмастерья-Инженера, такого бледного и потрясенного, что двух мнений быть не могло: он видел, что произошло у желоба.
Через залитый солнцем парк она поспешила домой. Этот молодой Инженер мог ответить на ее вопросы! Следовательно, ей нужно вернуться в Брюхо и отыскать его. И она все выяснит без помощи злобного старого Магнуса Кроума.
Глава 15. РЖАВЫЕ БОЛОТА
Том и Эстер шли всю ночь и продолжали идти, когда бледное, плоское солнце вынырнуло из утреннего тумана, останавливаясь лишь затем, чтобы немного перевести дух. Ландшафт разительно отличался от той глиняной равнины, по которой они шагали несколько дней назад. Здесь им то и дело приходилось обходить трясины и озерца черной воды, и хотя иной раз они натыкались на глубокие, но уже поросшие травой колеи, оставленные городами, чувствовалось, что в этих местах города не ездили уже много лет.
— Посмотри, здесь уже вырос лес. — Эстер указала на пологий холм, зеленый от молодых деревьев. Даже маленький городок срубил бы их на топливо.
— Возможно, почва слишком мягкая, — предположил Том, уже в двадцатый раз провалившись по пояс в густую жижу. Он вспомнил гигантскую карту Охотничьих земель, которая висела в вестибюле Лондонского музея, и широкую полосу болот на ней, протянувшуюся от гор в центре до берегов Кхазакского моря, многие километры зарослей камышей и тонких синих полосок рек между ними с надписью: «Непроходимы для города или мегаполиса». — Я думаю, мы на границе Ржавых болот. Они так называются потому, что на воде должны быть красные пятна от ржавчины городов, которые забрели сюда и утонули. Только очень твердолобый мэр может привести в эти места свой город.
— Тогда Рейленд и Анна Фанг увезли нас гораздо южнее, чем я предполагала, — прошептала Эстер скорее себе, чем Тому. — И до Лондона сейчас никак не меньше тысячи километров. На то, чтобы догнать его, уйдут месяцы, а Шрайк все время будет у нас на хвосте.
— Но ты его обманула! — напомнил ей Том. — Мы ушли от него.
— Надолго его не обманешь, — ответила Эстер. — Скоро он опять возьмет наш след. Не зря же его называют Сталкером[3].
Дальше и дальше вела она его, по холмам, через болота, долинами, где их буквально облепляла жалящая мошка. Они оба вымотались донельзя. Однажды Том предложил присесть и передохнуть. В ответ Эстер рявкнула: «Делай что хочешь. Какая мне разница?» После этого он шел молча, дуясь на нее. Какая же она ужасная, уродливая, злобная, безжалостная! После того, что они пережили, после того, как он помогал ей на Открытой территории, она все равно готова бросить его. Лучше бы Шрайк схватил ее, а он сумел бы удрать с мисс Фанг или Кхорой. Они бы позволили ему передохнуть.
Но когда день сменился ночью, когда с болот поднялся густой туман, когда каждый шорох казался шагами Шрайка, он порадовался, что она рядом. Эстер нашла место для ночлега, клочок сухой земли под наклонившимися деревьями; он заснул мгновенно, а когда из тревожного сна его вырвал крик охотящейся совы, увидел, что она сидит рядом, несет вахту, как дружелюбная горгулья.
— Все в порядке, — успокоила она его, а потом, внезапно смягчившись, что, как он заметил, случалось с ней крайне редко, добавила: — Мне так их не хватает, Том. Мамы и папы.
— Я знаю, — ответил он. — Мне их тоже не хватает.
— У тебя в Лондоне нет семьи?
— Нет.
— И друзей нет? Он задумался.
— Пожалуй что нет.
— А кто та девушка? — после короткой паузы спросила она.
— Какая?
— Что была с тобой и Валентином в Брюхе той ночью.
— А, Кэтрин. Она… Она — дочь Валентина. Эстер кивнула.
