что именно Денису, с его уникальным опытом «малой войны», партизанских действий на вражеской территории, там было самое место. Недаром же письма Ермолова его друзьям буквально пестрят именем Давыдова:
«…с Денисом желаю я служить вместе и мог бы из способностей его извлечь большую себе помощь»[372].
«Говоря о драгоценностях, не должен забыть о
«Какою отрадою мог быть нам Денис, если его определят на линию» [374].
В ту пору молодые генералы и гвардейские офицеры еще не просились на Кавказ за орденами и чинами — туда обычно направляли самых худших, и Александр I без труда мог удовлетворить многочисленные просьбы и Давыдова, и Ермолова, в виде милости «сослав» в Грузию беспокойного генерала, коему он совсем не симпатизировал, но…
«Просил я сюда Дениса Давыдова, но мне не раз отказали, думая, что в сорок лет он такой же повеса, каковым был в молодые лета, хотя и тогда он им не бывал для того, кто коротко знавал его…»[375] — жаловался Алексей Петрович в письме одному из своих друзей.
К сожалению, Александр I был злопамятен и мстителен. Очень плохо, когда, определяясь с назначениями, правитель исходит не из интересов дела и профессиональных качеств человека, но из прежних своих дружеских отношений, симпатий, антипатий и оценок личной преданности.
«…Насчет Давыдова мне казалось, что Ермолов не довольно настаивал об определении его сюда в дивизионные. Теперь имею неоспоримые доказательства, что он несколько раз настоятельно этого требовал, но получал одни и те же отказы. Зная и Давыдова и здешние дела, нахожу, что это немаловажный промах. Здесь нужен военный человек, решительный и умный, не только исполнитель чужих предначертаний, сам творец своего поведения, недремлющий наблюдатель всего, что угрожает порядку и спокойствию от Усть-Лабы до Андреевской; загляни на карту и суди о важности этого назначения; Давыдов здесь во многом поправил бы ошибки самого Алексея Петровича, который притом не может быть сам повсюду. Эта краска рыцарства, какою судьба оттенила характер нашего приятеля, привязала бы к нему кабардинцев»[376] — так Александр Сергеевич Грибоедов, служивший при главноуправляющем в Грузии «по дипломатической части», писал своему боевому товарищу, другу своему и Дениса, кавалергарду, отставному полковнику Степану Никитичу Бегичеву.
Во все времена в России умели губить людей толковых и талантливых. А в том, что Давыдов именно таков — талантливый и толковый, не было сомнений ни в военных кругах, ни в литературном сообществе.
Еще 7 января 1817 года Денис Васильевич писал князю Петру Андреевичу:
«…Я также назначен членом Военного Общества, при Гвардейском Главном штабе утвержденном. В нем членами — Жомини, Толь, Дибич, Бутурлин и множество отличных офицеров.
На днях я для их журнала посылаю мое новое сочинение:
Это было так называемое «Общество военных людей», издававшее в 1817–1819 годах «Военный журнал». В соответствии с заявленной программой в нем должны были помещаться теоретические статьи о военном деле, материалы о Наполеоновских войнах в Европе и в особенности об Отечественной войне и Заграничном походе, переводы трудов знаменитых римских и греческих историков, «известия о военных добродетелях россиян» и многое иное… Но, к сожалению, «на содержании „Военного журнала“ ярко сказалась мертвенная полоса, в которую вступила в то время русская военная жизнь. В теоретических статьях не было оригинальности; преобладали переводы; весьма малозначительны были печатавшиеся в нем исторические документы. Текущие вопросы не затрагивались, библиографии не было. Несмотря на покровительство высшего начальства, „Военный журнал“ просуществовал недолго и прекратился в 1819 году на 6-й книжке»[378].
Как известно, давыдовский «Опыт теории партизанских действий» увидел свет несколько позднее… Но нас интересует тот факт, что Денис вошел в состав общества наряду со столь высокопоставленными военными чиновниками, как начальник штаба Гвардейского корпуса генерал-майор H. М. Сипягин, генерал-квартирмейстер при Главном штабе генерал-лейтенант барон К. Ф. Толь, барон И. И. Дибич, ставший теперь генерал-адъютантом и возглавлявший штаб 1-й армии, известный военный теоретик генерал-лейтенант барон Генрих Вениаминович Жомини, который еще недавно был начальником штаба в корпусе маршала Нея и звался Антуаном Анри.
Если говорить о признании в литературном мире, то вспомним, что весной 1817 года на заседаниях «Арзамаса» Александр Федорович Воейков — Дымная Печурка или Две огромные руки — поэт и издатель, профессор Дерптского университета и член Российской академии, читал свой «Парнасский адрес- календарь», в коем «расставил по полочкам» известных российских литераторов в зависимости от их заслуг перед отечественной словесностью и собственного своего остроумия. Мы назовем лишь несколько из перечисленных в нем персон:
«1.
4.
5.
8.
11.
37.
38.
43.
Как видим, наш Денис получил объективно-блистательную характеристику. И вот такой человек прозябал теперь в провинциальном захолустье!
Хотя «прозябал» — это неверно: он жил. Пусть его и раздражало окружение, которое он во всех смыслах перерос, ему претили мелочные заботы службы мирного времени — заметим, что после войны и люди как-то переменились, и армейская жизнь стала иной… Недаром именно тогда, а совсем не в николаевское время, не где-нибудь через четверть века после Отечественной войны, как считают многие, была написана «Песня старого гусара»:
