заказ, тем лучше.
Чарльз мысленно улыбнулся. За годы учебы в семинарии он в совершенстве освоил искусство дипломатии.
Поговорив с печатником, он выяснил, что в этой типографии рукописный текст набирался с помощью свинцовых литер и превращался потом в отпечатанные экземпляры — быстро и по цене, показавшейся Чарльзу вполне приемлемой.
— И конечно же, мы владеем самой современной технологией литографии, — заканчивая объяснения, добавил японец. — Мы первыми в Шанхае научились фотографировать, а затем печатать фотографии и рисунки в книгах.
— Или в журналах? — подсказал Чарльз.
— Само собой! В книгах, в журналах, на свитках. Хоть у шлюхи на заднице, главное — чтобы влезло в печатный пресс.
Вечером Чарльз Соон сидел в недорогой винной лавке на берегу Сучжоухэ, а на столе перед ним стоял бокал крепкого китайского вина. Он намеревался пробыть здесь всю ночь и даже поспать на жестком стуле, если только от него не потребуют купить еще вина.
— Это вино отравлено или с ним что-то не так? Вино — для того, чтобы его пить, а не рассматривать, падре.
Чарльз поднял глаза и увидел прямо перед собой молодого, изрядно подвыпившего китайца. Он был одет в синюю робу, какую обычно носили образованные китайцы. Чарльз заметил, что одежда незнакомца была грязной и порванной в нескольких местах.
— Простите, что вы сказали? — переспросил он.
— Вы уже почти час пялитесь на этот стакан вина. Если не собираетесь пить, я могу сделать это за вас.
— А-а, вот как?
— Я не прошу подаяния. Взамен я готов прочитать вам поэму. Великолепные стихи в обмен на стакан дешевого вина — как вам это? По-моему, честный обмен.
Чарльз был заинтригован.
— Что ж, давайте, — сказал он.
Молодой выпивоха встал и в течение двадцати минут вдохновенно читал вступление к одной из лучших поэм, написанных в ранний период правления династии Мин. Когда он закончил, Чарльз, на которого декламация произвела глубокое впечатление, похлопал в ладоши.
— Где вы выучили эти стихи? — спросил он.
— Глоток вина, ваша честь, и я отвечу на все ваши вопросы.
Мужчина схватил пододвинутый бокал и стал жадно пить, но Чарльз, не дожидаясь, пока бокал опустеет, протянул руку и отобрал его у незнакомца.
— Скажите же мне, где вы выучили эти стихи?
— Я образованный человек! — широко раскинув руки, возопил мужчина. — Я ученый! Но в Шанхае, этом городе торгашей, я ничто!
— Вы пытались держать экзамен на замещение какой-нибудь государственной должности?
— Да, и был третьим во всей моей префектуре. Третьим! — Для убедительности незнакомец воздел в воздух руку с тремя оттопыренными пальцами и снова потянулся к бокалу. Чарльз остановил его руку.
— Почему же в таком случае вы не получили работу?
— Потому, мой друг, падре или кто вы там такой, что это концессия фань куэй, а им не нужны образованные люди, писатели — настоящие писатели — вроде меня!
— Пусть так, но вы же могли устроиться на работу в китайском секторе… — Конец его вопроса потонул в громовом хохоте молодого человека.
— Потому, мой глупый друг, — отсмеявшись, сказал тот, — что там невозможно зарабатывать деньги. В китайском секторе почти никто не живет. Все селятся здесь, в иностранных сеттльментах, поскольку здесь сосредоточились все деньги, вся власть, и фань куэй наплевать на то, умеет ли читать ничтожный выскочка вроде меня!
— Вы действительно умеете писать? — Чарльз пододвинул бокал к молодому человеку.
Тот кивнул.
— Читать, писать, декламировать стихи. Все, что угодно.
— У вас есть друзья, которые тоже умеют писать?
— Десятки.
Чарльз достал монетку из мешочка, полученного от американского благодетеля, и заказал для своего собеседника еще один бокал вина. После того как принесли вино, Чарльз рассказал ему о ссоре двух куртизанок, свидетелем которой стал сегодня днем.
— Вы можете писать о женщинах подобного рода? — спросил он в заключение.
— Конечно, почему бы и нет! До недавнего времени куртизанки проявляли особое расположение к ученым людям, а теперь они лишь трахаются с торгашами и орут друг на друга в общественных местах. Как, вы говорите, одна обозвала другую?
— «Жопомордой сукой», — ответил Чарльз, удивившись тому, что даже не покраснел, произнося эти непристойные слова.
— Хорошо! Просто прекрасно! Это даже рифмуется: «Жопомордая сука, вот тебе моя наука!»
— Так вы могли бы писать истории про женщин такого пошиба?
— Безусловно. — На лице мужчины появилось хитрое выражение, и он добавил: — Если вы мне за это заплатите, конечно.
— Официант, — позвал Чарльз, — принесите этому человеку письменные принадлежности и еще вина. — Увидев новую монету, появившуюся из мешочка Чарльза, официант кивнул и скрылся за дешевой занавеской, а тот повернулся к собеседнику и продолжил разговор: — И у вас имеются друзья, которые также способны писать?
— У меня есть друзья, которые…
— Безработные, как вы, и умеют писать истории?
— Да, но, если вы наймете их, они уже не будут безработными, не так ли?
— Так смогут ли они писать истории про куртизанок? Да или нет?
— Конечно, смогут.
— Они будут делать это за вино?
— Вино и немного пищи — вполне сходная цена за историю.
К полуночи Чарльз Соон получил первую статью для нового шанхайского журнала, который он решил назвать «Хроники ночного мира». Он купил пьяному грамотею еще одну бутылку вина и дал несколько монет. Тот был доволен — он раздобыл вино, чтобы согреться холодной ночью, и наконец-то заработал первые деньги в Шанхае. Чарльз тоже был доволен — он положил начало предприятию, благодаря которому сумеет вырваться из нищеты миссионерской жизни. Мужчина взял со стола бутылку и встал.
— Встречаемся завтра, здесь же, в тот же час, — предупредил Чарльз. — И за каждого друга- писателя, которого вы приведете с собой, я буду платить вам десять процентов от того, что станут получать они.
Грамотей попытался подсчитать, сколько это получится, но был слишком пьян, чтобы производить в уме столь сложные математические вычисления, поэтому просто протянул Чарльзу руку, и они обменялись рукопожатиями, как старые друзья.
— Как тебя зовут? — спросил Чарльз.
— Цзу Жун Цзы, — сообщил новоиспеченный писатель.
Они снова обменялись рукопожатиями и похлопали друг друга по спине.
Но прежде чем разойтись, мужчины поспорили. Памятуя о том, что куртизанок в Китае романтично называют «цветами», свой первый журнал Чарльз решил назвать «Хроники Мира Цветов». Поэт был в отчаянии от этого выбора и с жаром доказывал, что подобному изданию пристало лишь одно имя: «Жопомордые хроники». Однако был слишком пьян для того, чтобы вести спор, поэтому, прижав бутылку к груди и несколько раз продекламировав «Жопомордые хроники!», вышел из лавки и, подняв голову к
