кружат друг перед другом, как два боевых петуха перед началом схватки.
Сайлас подготовился к встрече. Он навел справки, и теперь ему было известно многое о молодом состоятельном китайце, что сидел сейчас напротив него. Не знал он только одного: чем обязан Чарльз Сун столь фантастическому взлету — от мальчика-уборщика в захудалой американской забегаловке к вершинам богатства и власти. Сайласу доложили, что где-то посередине своей стремительной карьеры Чарльз изменил фамилию с Соон на Сун. Для чего? Чтобы она звучала более по-китайски? Или даже более династически? По своим каналам Сайлас получил из банков документы, подтверждающие, что молодой человек является обладателем весьма солидного состояния, хотя он не мог понять, каким образом можно заработать столько денег на одной только издательской деятельности, даже если писать о Мире Цветов. Сайлас пытался выяснить, не связан ли Чарльз Сун с бандитом Ту или кем-то из шанхайских триад, но обнаружил лишь прозрачные намеки на связи китайца с некоторыми фигурами теневого мира. Одним из таких, как удалось узнать Сайласу, был неугомонный бунтарь Чан Кайши, и, судя по всему, за революционными вихрями, которые то и дело прокатывались среди живущих в Иностранном сеттльменте китайцев, стояли именно деньги Чарльза. Но с другой стороны, на дело свержения ненавистной маньчжурской династии жертвовал едва ли не каждый состоятельный китаец.
Сайлас понимал: в жизни этого необычно удачливого молодого человека есть нечто такое, что сокрыто от постороннего взгляда. Но что именно?
Переговоры об этой встрече велись через их общего знакомого, торговца Хонг. Были предложены и с обычной китайской осторожностью отвергнуты несколько мест. В течение недель гонцы доставляли личным представителям двух шанхайских воротил — китайского и фань куэй — послания, и наконец договоренность была достигнута. Оба согласились на ресторан «Старый Шанхай».
Теперь они сидели за столиком в отдельном кабинете, не обращая внимания на официантов, которые то и дело подходили в ожидании заказа, и смотрели друг на друга в гробовом молчании.
Наконец пришел хозяин ресторана и, остановившись у столика, застыл, словно изваяние. Когда через несколько минут ни один из двух высоких гостей даже не взглянул на него, ресторатор принял стратегическое решение и вернулся на кухню.
Шеф-повар поднял голову от вока — сковороды большого диаметра в форме полусферы. В этот момент он любовно опускал в кипящий жир большого обвалянного в сухарях речного окуня. Увидев хозяина, повар кислым тоном спросил:
— Чего надо?
Хозяин ресторана всю жизнь ненавидел поваров. Если бы можно было иметь ресторан, в котором не было бы этих сволочных людишек, он стал бы самым счастливым ханьцем к югу от Желтой реки. Так нет же! Здесь даже не один, а целых два повара, и оба пялились на него злыми глазами. Ресторатор давно заметил: у повара может быть только два выражения лица — либо пьяно-глуповатое, либо угрюмое. В данном случае он не мог решить, с которым из поваров предпочел бы иметь дело, но, судя по физиономии шеф-повара, дело ему предстояло иметь со вторым.
— Ну, говорите же! Что они будут жрать? Почему бы не попотчевать их хорошо прожаренным бараньим дерьмом под коричневым соусом?
Вот здорово! Ресторатор никогда не мог понять, дурачится ли повар или говорит серьезно. Опыт общения с этим человеком подсказывал ему, что многие из его драгоценных клиентов, возможно, неоднократно угощались зажаренными фекалиями различных животных, обильно сдобренными коричневым соусом, которым повар поливал любое приготовленное им блюдо.
— Нет! Они начнут с супа из акульих плавников. Вчера я лично купил акулий плавник и отдал тебе его из рук в руки.
Шеф-повар смотрел на хозяина ничего не выражающим взглядом.
— Так он еще цел? — собравшись с духом, спросил ресторатор. — Тот плавник, который я вчера купил?
Повар наградил его высокомерным кивком и выудил на свет деликатес, за который хозяин накануне заплатил несусветные деньги. Ресторатор облегченно выдохнул. Он заметил, что плавник со вчерашнего дня заметно уменьшился в размерах. Было очевидно, что пройдоха повар отрезал от него изрядный кусок и продал на сторону.
— Вот и хорошо, — заставил себя улыбнуться хозяин. — Но никакого коричневого соуса, ладно?
Повар ответил хозяину зловещей улыбкой.
— Я могу добавить в суп столько разных жидкостей, что вы, возможно, предпочли бы коричневый соус. Тогда хоть понятно, почему суп такого цвета. — Не дожидаясь ответа, он добавил: — А теперь убирайтесь с моей кухни, пока я вас не нашинковал и не добавил в бульон — так, для аромата!
Тем временем Чарльз взял со стола напечатанное на китайском меню и сказал по-английски:
— Пора делать заказ. Или вы предпочитаете меню на английском языке?
В ответ на это Сайлас взял из рук молодого человека меню и спросил на великолепном шанхайском диалекте:
— С чего предпочли бы начать обед вы?
Чарльз еще не успел ответить, а официанты уже принесли суп из акульих плавников. Но ни один из них не притронулся к нему. Хозяин ресторана не знал, что делать, поэтому молча стоял возле стола и беспомощно переводил взгляд с фань куэй, рожденного и выросшего в Азии, на китайца, выросшего в Америке.
— Что-то не так, господа? — наконец выдавил он. — Уверяю вас, это лучший суп из акульих плавников, который только можно найти в Поднебесной.
Ни Чарльз, ни Сайлас в этом не сомневались. Дело было в другом. Они оба не раз ели такой суп и были достаточно богаты, чтобы позволить себе столь дорогое яство. Но в данном случае еда была ни при чем. Предстояло выяснить, кто из них круче.
— Не сомневаюсь, что суп превосходен, — сказал Чарльз, — но мне кажется, что мистер Хордун хотел бы отведать чего-нибудь… экзотического. — С этими словами он улыбнулся.
— Совершенно верно, — улыбнулся в ответ Сайлас. — Чем экзотичнее, тем лучше, — заявил он.
— Хорошо, — проговорил Чарльз и, не отрывая взгляда от Сайласа, продолжал: — В таком случае принесите нам горячий кислый суп. Очень горячий и очень кислый! А в мою порцию добавьте запекшейся свиной крови.
— И в мою — тоже, — подхватил Сайлас и добавил: — А еще — суп из птичьих гнезд. Настоящих птичьих гнезд!
Ресторатор кивнул, достал блокнот и ручку и стал записывать. Очень немногие отваживались отведать суп из настоящих гнезд, поскольку те были сделаны из соломы и веточек, склеенных птичьей слюной. Их вили обитавшие на юго-востоке Китая птички под названием салангана, тамошняя разновидность стрижей.
— А еще куриные сердечки со спинками пескарей — на вертеле и в арахисовом соусе, — подернув плечами, велел Сайлас.
— И вяленые кальмары с вонючим тофу и ломтиками дурьяна[11] ,— добавил Чарльз и с улыбкой спросил: — Мне кажется, это подойдет. А как по-вашему?
Сайлас оценил серьезность брошенного ему вызова.
— А что мы закажем в качестве основного блюда? — с невинным видом поинтересовался он. — Может, собачатину, фаршированную свиными потрохами, под коричневым соусом?
— Великолепно! — подхватил Чарльз. — И к этому — гарнир из медуз.
— Разумеется. Лично я собачатину кроме как с медузами не ем.
— Очень хорошо. Что будем пить?
— Косорыловку из зеленой тыквы, — подсказал Сайлас, и к его горлу подкатила волна тошноты.
— До или после жареных куриных лап? — уточнил Чарльз.
— Думаю, после быстро обжаренного азу из змеи и черепахи. А вы как полагаете?
— Совершенно с вами согласен. Но мне кажется, в азу следует добавить кожицу с оленьих пантов.
