— Правильно, иначе черепаха будет безвкусной.
— Верно.
— Однако мы, по-моему, чересчур ограничили свой выбор.
— Как насчет тысячелетних яиц? Только если их подадут на подстилке из сырого трепанга.
Повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом ручки хозяина по бумаге.
— Сердце кобры не желаете? — закончив писать, спросил он.
И Сайлас, и Чарльз видели, как готовят это сверхэкзотическое блюдо, но ни один из них так и не решился отведать его. Живую кобру клали на стол, и повар с помощником растягивали ее во всю длину. Затем повар разрезал брюхо змеи, вынимал из него крохотное сердечко и — еще бьющимся — клал в рот клиента.
Сайлас задумался.
Чарльз тоже задумался.
— Как-нибудь в следующий раз, — сказали оба хором.
— Рис подавать? — спросил хозяин ресторана.
Мужчины дружно замотали головами.
На то, чтобы справиться со своим «экзотическим» ужином, у мужчин ушло три часа. Когда они наконец разделались с едой и оба откинулись в креслах, Сайлас проговорил:
— Ладно, теперь, после того как мы выставили себя полными дураками, скажите: о чем вы хотели со мной поговорить?
Чарльз коротко изложил идею о проведении конкурсов Мира Цветов на ипподроме Сайласа, перед началом скачек.
— И это все? — с ошеломленным видом спросил Сайлас.
— Да.
— Вы хотите сказать, что мы превратились в абсолютных свиней, из-за чего будем мучиться животами еще с неделю, только ради того, чтобы вы задали мне этот вопрос?
— Да.
— И больше — ничего?
— Нет. Так вы согласны?
Сайлас тяжело вздохнул. Ему хотелось блевать. О, как ему хотелось блевать! Но когда он открыл рот, с его губ рвались лишь три слова:
— Конечно. Почему нет!
Глава двадцать первая
КОНКУРС ЛИСТЬЕВ
— Кто поместил это объявление, напечатанное во вчерашнем номере? — спросил Чарльз, входя в комнату, где работали журналисты.
Подчиненные подняли головы и посмотрели на огромное, во всю газетную страницу, объявление: «Покупаем любые древние куски слоновой кости и бивня нарвала. Особенно — большие». Все дружно замотали головами. Никто из них не знал, кто являлся заказчиком.
Чарльз повернулся, собираясь уходить, но в последний момент, стараясь, чтобы его голос звучал как можно безразличнее, проговорил:
— Теперь наши Конкурсы Цветов будут проходить на ипподроме. Я убедил великого мистера Хордуна в том, что это пойдет на пользу нам обоим, и он согласился.
Комната взорвалась аплодисментами. Когда они утихли, Чарльз добавил:
— Полагаю, к нашим Конкурсам Цветов мы должны добавить Конкурсы Листьев.
Выражение на лицах журналистов переменилось с восторженного на удивленное. Один нервно закурил, Цзу Жун Цзы, наоборот, затушил сигарету в высокой стоячей хрустальной пепельнице и сплюнул на пол. В своей комнате журналисты имели право вести себя как им было угодно.
— Конкурс Листьев дополнит наш Конкурс Цветов, — пояснил Чарльз. — Конкурс Цветов — для куртизанок, Конкурс Листьев — для их служанок.
Лица журналистов просветлели. Если на самих куртизанок газетные писаки претендовать не смели, то на их служанок — вполне, и Конкурс Листьев предоставит прекрасную возможность познакомиться и произвести впечатление на этих молодых женщин. Бедным журналистам такой шанс выпадает не каждый день.
Кроме того, служанки нередко занимали место своих хозяек, так что знакомство с одной из них могло стать единственным способом хоть раз в жизни оказаться в объятьях настоящей куртизанки.
— Почему бы нам не назвать это мероприятие иебан? — спросил кто-то из журналистов. Остальные заулыбались.
— Иебан? — переспросил Чарльз, словно пробуя слово на вкус. — А почему бы не устроить два конкурса и назвать их убан и ибан? — предложил он.
И снова на лицах журналистов появилась растерянность. Никто из них не хотел признаться, что не понимает, о чем, черт побери, толкует Чарльз.
— Один конкурс — для куртизанок, которые поют, второй — для тех, которые играют на музыкальных инструментах, — объяснил он.
— Ах! — послышался дружный вздох.
Затем ахи и охи перешли в оживленную дискуссию. До журналистов дошло: если состязания куртизанок, как и Конкурс Цветов, проводить дважды в год, то получится, что каждые шесть недель будет проходить какой-нибудь конкурс, который вызовет поток читательских писем и станет источником новых тем для публикаций. Если повезет, им не придется писать репортажей в течение целого года! По мере того как радужность подобной перспективы доходила до сознания писак, идея, как и рассчитывал Чарльз, казалась им все более заманчивой. Единственным исключением являлся Цзу Жун Цзы, которого, судя по внешним признакам, сегодня мучило свирепое похмелье.
Сваха с лицом, похожим на голову курицы, положила на письменный стол Чарльза фотографию Инь Бао. Чарльз вскочил на ноги и как ошпаренный отлетел от стола.
— Но это же куртизанка! — вскричал он.
— Да, — ответила сваха, — но она в отличие от других, которых вы отвергли, молода и хороша собой, разве не так?
Сваха напоминала курицу не только внешне, но и говорила так, будто кудахтала.
Чарльз ничего не ответил, но, бросив еще один взгляд на соблазнительную улыбку младшей дочери Цзян, про себя был вынужден согласиться со старухой.
Сваха стояла, склонив голову, и прятала улыбку. После первой же встречи с Цзян она знала, что Инь Бао является лучшим способом разрешить матримониальную проблему Чарльза Суна. А сколько денег она выудила у Цзян, ссылаясь на то, что «представить вашу порченую дочь этому достойнейшему джентльмену чрезвычайно сложно»! При мысли об этом старухе захотелось от удовольствия почмокать губами, потереть руки или даже встать на корточки и поклевать с пола воображаемое зерно. Однако она не позволила себе проявить ликование столь явным образом.
— Может быть, организовать тайную встречу, — осторожно проговорил Чарльз.
— Может быть. — Сваха по-птичьи склонила голову набок, растянув губы в беззубой улыбке. — Но дело это весьма сложное и…
— Сколько будет стоить договориться о таком свидании? — ледяным тоном перебил ее Чарльз.
Сваха назвала астрономическую сумму, которая при иных обстоятельствах привела бы Чарльза в ужас, но теперь, глядя на фотографию Инь Бао, он только кивнул.
— Следующая среда вас устроит? — осведомилась сваха.
