немецкие слова, спросил у Функеля:
— Боятся нас?
Тот ответил без обиняков:
— А как вы думаете? Знаете, о чем кричали в газетах, да еще и по радио?.. Люди хотели оставить село, но ваши танки прорвались так неожиданно.
Пока Мохнюк переводил, Бобренок думал, что, в общем-то, все закономерно: свыше десяти лет Геббельс долбил им мозги, и слава богу, что остались такие, как Функель. Но уже забыл и о фельдшере, и о тревожных детских глазах за забором. Когда-нибудь все наладится, а теперь не до сомнений, надо взять эсэсовцев из «Цеппелина» и списки, а над остальными проблемами пусть подумают другие.
За ручьем, в ивовых зарослях, Виктор поставил машину так, что и в нескольких шагах нельзя было заметить ее. Толкунов заправил ремешок фуражки под подбородок и внимательно посмотрел на Мишу. Лишь теперь тот, видно, по-настоящему осознал всю серьезность ситуации. Погасив улыбку, он нырнул на тропинку под ивами.
За ручьем потянулся лужок, на нем паслись две привязанные коровы, дальше начинались черные полосы вспаханных огородов. Миша действительно хорошо знал местность. Он взял круто вправо, где тропинка вилась между кустами и можно было незаметно обогнуть село. Юноша пробирался в зарослях впереди офицеров, наконец остановился, раздвинул ветки и поманил Бобренка. Майор выглянул и увидел метрах в ста большой каменный сарай, а за ним крутую черепичную кровлю дома. Недовольно покрутил головой — подходы к усадьбе совсем открыты, немного дальше, правда, смородиновые кусты, и если добраться до них...
Толкунов дышал ему в ухо.
— Проберемся к сараю, а оттуда до дома раз плюнуть...
— А если они в сарае?
— Вроде бы не должны...
— Вроде бы...
Бобренок заметил, что немного правее кустов от сарая тянется глубокая канава. Возможно, по ней спускали из усадьбы сточные воды. Хоть и ненадежное, но все же укрытие. Приказал:
— Я попробую проползти там, видишь, канава за кустами. А вы с Мохнюком прикроете меня. Потом по очереди за мной.
Толкунов одобрительно кивнул.
Бобренок полз, держа автомат в вытянутой правой руке и чувствуя, что весь будто на ладони. Но ничего не случилось, значит, они выбрали единственно верный путь. Впереди канава круто поворачивала — добраться бы туда, чтобы спрятаться. Вдруг короткая автоматная очередь нарушила тишину, и пули просвистели почти над самым ухом. На мгновение Бобренок прижался к земле, может, на полсекунды или даже меньше и сразу сообразил: любая задержка пагубна. До поворота канавы осталось метра три. Уже не скрываясь, Бобренок бросился туда и снова услышал стрекот автомата. Его спасли именно эти полсекунды — пуля лишь обожгла Бобренку руку ниже плеча, а он уже припал к земле, всем телом ощущая ее надежность.
6
Разговор состоялся на вилле под Берном, внешне как будто ничем не приметной, подобной другим, двухэтажной вилле респектабельного поселка, в центре которого поселились люди зажиточные — банкиры, промышленники, владельцы больших магазинов, — считающие себя элитой общества. Одну из этих вилл, подальше от людских взглядов и любопытных глаз агентов разных разведывательных служб, буквально наводнивших нейтральную Швейцарию, и приобрело управление стратегических служб, как несколько велеречиво и не совсем конкретно окрестил американскую разведку ее шеф генерал Донован. Виллу под Берном он, правда, еще ни разу не посетил, там любил отдыхать и назначал конфиденциальные встречи его ближайший помощник и резидент управления стратегических служб в Швейцарии Аллен Даллес. Именно тут начинались секретнейшие переговоры с эсэсовским генералом Вольфом о сепаратном мирном соглашении с западными союзниками. Даллес не любил вспоминать об этом — надо же такое, русские сумели пронюхать о переговорах и все лопнуло, как мыльный пузырь... Но все же комфорт, тишина, бар, полный бутылок с различными напитками, надежная охрана привлекали высших офицеров разведки, и удобные комнаты виллы редко пустовали.
В низком кожаном кресле сидел молодой человек с резкими чертами лица, умными пронзительными глазами. На нем был серый костюм, не совсем новый, но еще элегантный, сшитый у дорогого портного. Он держал в холеных пальцах хрустальный стакан, изредка отпивая виски. Манера его поведения — вежливая, но свободная и даже несколько небрежная, властность жестов и уверенность, с какой вел беседу, свидетельствовали, что он привык играть первую скрипку в самом избранном обществе, знает себе цену и вообще относится к своей персоне вполне серьезно. Его партнер сидел в таком же кресле и пил виски из такого же точно хрустального стакана, был он немного старше человека в сером костюме и официально занимал в разведке более высокую иерархическую ступеньку, но чувствовал себя немного скованно, хоть и старался не выказывать этого — громко смеялся, закинув ногу на ногу, время от времени покачивал ею, с наслаждением затягиваясь дымом настоящей гаванской сигары.
— Иметь с вами дело, Хейс, воистину удовольствие, — сказал человек в сером костюме. — Я прилетел из Парижа ради этой беседы и надеюсь, не придется понапрасну терять время.
Хейс улыбнулся радостно и откровенно, подумав при этом, что его собеседник бессовестно лжет. Однако кто сейчас говорит чистую правду? Особенно в их кругах. А если это сын самого Деллона, у которого небось не меньше миллиарда, ему можно простить любую ложь.
— Мне очень приятно слышать от вас такие слова, Роберт, — снова улыбнулся ослепительно, а про себя решил, что сынки миллиардеров, устроенные родителями в управление стратегических служб и сверх всякой меры исполненные чувства собственного достоинства, никогда не достигнут уровня кадровых офицеров разведки. Но что попишешь! Сильные мира сего потому и называются сильными, что привыкли к повиновению окружающих. Хотя, впрочем, Роберту Деллону нельзя не повиноваться, особенно если учесть совсем уже близкую послевоенную ситуацию. Несомненно, в значительной степени именно от него будет зависеть предстоящее распределение должностей в разведке, к тому же и в концерне Деллона всегда найдется тепленькое местечко для преданного и умного человека.
— Должны обсудить с вами, Дональд, некоторые аспекты нынешнего положения вещей, — сказал Деллон, крепко сжимая наполовину опорожненный стакан. — И наши с вами задания.
Хейс одобрительно кивнул, хотя и привык к чуть ли не ежедневным беседам, посвященным именно этим проблемам: Аллен Даллес несколько злоупотреблял временем своих подчиненных, иногда собирая их для обсуждения не весьма существенных вопросов. Видно, Деллон заметил едва уловимый ироничный блеск в глазах у Хейса, ибо счел нужным добавить:
— Конкретные и ближайшие задания, Дональд. Я слышал, вы установили непосредственные контакты с офицерами РСХА...
Хейс ответил не сразу. Кто его знает, чего хочет от него Деллон и как он на самом деле расценивает деловые отношения с эсэсовцами. Кое-кто и до сих пор в плену старомодных представлений о роли СС в третьем рейхе и считает, что надо строго придерживаться соглашения о денацификации. Правда, Деллона никогда нельзя было заподозрить в ограниченности взглядов, однако...
На всякий случай Хейс ответил уклончиво:
— Не совсем точная информация, Роберт. Всего лишь с одним офицером, к тому же он сейчас, так сказать, в опале.
— Но говорят, он сохранил старые связи, и можно воспользоваться этим.
В этих словах уже ощущался прямой намек. Хейс смерил Деллона внимательным взглядом, отхлебнул из стакана и объяснил:
— Речь идет о секретных документах особой команды «Цеппелина». Списки агентов, заброшенных немцами к русским, в частности в промышленные центры.
