как это назвать, может, клонирование, может, точное воссоздание оригинала, не знаю. Но результат ты видишь перед собой. Я тот Ниндзя, который погиб, но также я тот Ниндзя, который не погибал. Я умер и не умер. Точнее, кто-то умер, но не я. Но то, что тот я, который нес с двумя товарищами шар, погиб, – это точно. Я слишком хорошо помню, как это тело разорвало пополам. Но вот я жив, перед тобой, сижу и пью чай.
Виктор не знал что и сказать. Больше всего ему сейчас хотелось прекратить этот безумный ночной разговор, лечь спать и постараться забыть все к утру. Чувство нереальности происходящего не притупляла даже обжигающая пальцы кружка с чаем.
Ниндзя вздохнул и повернул голову к окну, его профиль выделялся темным барельефом на фоне серой стены.
– Ниндзя, ты не спятил? – наконец смог выдавить из себя Куликов.
Гость даже не повернулся в его сторону.
– Черт, – Куликов отставил кружку, вновь потянулся к пачке сигарет на столе. – А твои товарищи тоже того… воскресли?
– Я их больше не видел среди живых. Нет, Медуза вернула жизнь только мне.
– А почему именно тебе? – Виктор потер лоб. – Как что-то могло дать тебе жизнь, когда ты мне сам только что говорил, что Медуза не живая, что она лишь место, лишь точка на карте, пусть и аномальная? Или тут есть еще кто-то, некие экспериментаторы-реаниматоры?
– Спроси еще, откуда берутся артефакты и почему двигаются ловушки, – закончил за Виктора Ниндзя, наклоняясь к инсайдеру. – Ты что, Кот, много в детстве сказок читал со счастливым концом? Я не знаю ответа ни на один из этих вопросов. И думаю, что никто не знает. Не надейся, что когда-нибудь придет некто, умудренный опытом и знаниями, и начнет красиво и подробно раскладывать все тайны и загадки по полочкам, объясняя истинное положение вещей и называя имена всех злодеев. В этой сказке нет хеппи- энда, ибо ничто не оправдает чаяния читателя на понятный конец истории. Тут все между строк, тут каждый словно муха в янтаре. Понять – значит вписать в человеческие мерки. Но тут это невозможно, здесь человеческие мерки не у дел. Это как камню никогда не понять ветер. И не думай, Кот, что именно ты мессия, ты – всего лишь персонаж в этой истории. Нравится тебе это или нет.
– Складно говоришь, – Виктора все же задел менторский тон собеседника. – Как по бумажке. Словно я отбираю у тебя лавры самого крутого инсайдера года. А ты не думал, что мне, возможно, глубоко безразличны все эти тайны и загадки? Что я просто живу здесь, не претендуя на откровение? Что мне просто чихать на то, умирал ли ты или нет?
– Лукавишь, Кот, лукавишь, – Ниндзя осуждающе покачал головой. – Нельзя жить у родника и не пить из него воды. Но я не хотел тебя обидеть, извини.
– Ладно, проехали, – Куликов примирительно махнул рукой. – Только вот зачем ты говоришь это именно мне?
Ниндзя молчал, словно собираясь с мыслями, потом все также спокойно, с расстановкой, выложил:
– Ты еще раз был у того трубопровода, где тебя нашел Торпеда после инициации? Ты видел, что это вообще такое? Я был, я видел. Это четыре трубы метрового диаметра, покрытые изнутри толстым слоем плесени и осадка. Эти трубы местами входят в колени, согнутые под 90 градусов, где человек твоей комплекции попросту не пролезет. Они изгибаются гнилыми, ржавыми змеями, уходят под землю. Там практически невозможно дышать из-за паров разложения, там целые колонии «клещей» и еще бог знает кого. И я считаю, что ты не прошел живым эти трубы. Я считаю, что ты погиб в них, если не еще раньше.
– Ты думаешь, что я…
– Я думаю, что ты копия, созданная Медузой. Такой же, как и я. Инсайдер Кот, аватара Виктора Куликова.
В голове у Виктора вдруг стало пусто, словно сквозняк с улицы разом выдул все мысли. Он тупо смотрел на отрешенное лицо человека в черном, невозмутимо отхлебывающего чай. Разум Куликова словно отключился, противясь воспринимать услышанное. Сам того не заметил, как встал, прошелся от стенки к стенке. Когда первоначальный шок прошел, Виктор постарался вновь взять себя в руки.
– М-да, разговор вышел тот еще. Типа я умер, но я живой, так? Привет матушке-Медузе. Прям ночь живых мертвецов у нас тут.
– Все трупы живых существ в Медузе, – продолжил Ниндзя, не обращая внимания на реплики Виктора, – либо поглощаются некоей субстанцией, похожей на черный ковер или орду термитов, уничтожающих все на своем пути, либо растаскиваются хищниками и падальщиками. Но у меня есть версия, что таким образом происходит сбор информации о нас, вплоть до структуры ДНК. Кому и зачем это надо, я не знаю, это больше походит на инстинкт, чем на осмысленные действия. А еще я видел Инкубатор, место, откуда появляются копии. По моему мнению, обманки тоже появляются оттуда, жертвы неудавшегося генетического эксперимента. Но чьего эксперимента и кто главный во всем этом, не спрашивай, я уже говорил, что не знаю. Копии выращиваются быстро, за несколько часов, но в малых количествах. Я не удивлюсь, если половина инсайдеров и проходцев в Городе – копии. А пресловутая «печать» – не что иное, как эдакая «пуповина» от детей к матери. Порвать ее – значит умереть.
– Да ну на фиг! – Виктор все никак не мог поверить в услышанное. – Еще одна теория…
– У копий есть свои преимущества перед обычными людьми. Они легче ходят по Медузе, лучше чувствуют ловушки, быстрее реагируют на опасность. Без этого, я думаю, ты бы не прожил здесь все эти месяцы. Медуза пусть редко, но помогает своим детям. Так что, Кот, такова моя правда.
Виктор развел руками, крыть было нечем. Но верить в то, что он не человек, а какая-то собранная в Инкубаторе подделка, принять это вот так вот сразу – нет, только не сегодня, не сейчас. Конечно, слишком много вокруг неясного, но слова Ниндзя звучали совсем уж дико.
– Кот, я не жду мгновенного принятия сказанного мною, – Ниндзя, естественно, ожидал подобной реакции. – Я и сам долго не мог заставить себя верить в это. Но останови меня, если я буду не прав: еще тогда, когда ты жил за Периметром, в доме твоем происходили странные вещи, необъяснимые и загадочные. Появлялись и исчезали чужие тени, ты находил свои вещи не там, где их оставил, тебе казалось, что Медуза смотрит на тебя, ты наталкивался на открытые окна и двери, которые ты лично запирал. Я не прав?
Куликов молчал, вспоминая и тень в кресле, и странное поведение окна в «Малой Земле», и ощущение «взгляда». Да, все это было, отрицать Виктор не стал. Лишь спросил:
– И что это доказывает?
– Медуза подавала знаки. Медуза говорила с тобой на своем языке. Медуза звала тебя. Я не отрекаюсь от своей позиции об ее бессознательности, о том, что она лишь место на карте, лишь атом в теле Вселенной. Но, может, это пресловутый зов родины? Ностальгия по Дому?
– Все, хватит! – Куликов остановился напротив Ниндзя. – Слишком много информации на сегодня. Слишком много. Что ты от меня хотел? Что ты хочешь от меня услышать?
– Ничего, – Ниндзя тоже встал, выплескивая на пыльный пол остатки чая. – Ничего я от тебя не хочу, Кот. Ты, как орех, плывущий по реке, замкнулся в себе, культивируя свои страхи и отрицая очевидное. Я рассказал тебе свою историю, ты послушал. Делай с этими знаниями, что считаешь нужным, теперь у тебя есть своя сказка.
Инсайдер положил чашку в свой маленький рюкзачок, подобрал с пола оружие. Виктор наблюдал за ним со смешанным чувством досады и стыда. Все-таки негоже так, человек пришел, поведал свою историю, а он его практически выгнал. Но с другой стороны, подобные откровения ни к чему хорошему не приводят, более того, такие пугающие откровения. Следовало разобраться во всем самому, такие вопросы не оставляют без ответов. Или без принятия решений. Но все завтра, сегодня голова идет кругом от слов гостя, и душа не находит места от сомнений и догадок. Утро вечера мудренее, будет день – и будет пища. Сил уже нет на разговоры.
– Кстати, – Ниндзя остановился на пороге класса, – я могу тебе помочь с Маяком.
– С чем?
– С Маяком, – азиат повернул голову к Куликову, блеснули в свете фонаря глаза. – С домом, в котором загорается огонь. Я видел, как ты пытался попасть туда. Я знаю туда дорогу. Завтра я буду ждать тебя после обеда там. Захочешь – приходи.
