Де-Форрест, шагая по коридору, морщится от резкого специфического запаха социалистической тюрьмы, смеси прелого человеческого пота, аммиака, разлагающейся крови и кислой капусты. Надзиратель вталкивает новичка в пустую и таинственную одиночную камеру.
Человек первыми робкими движениями напоминает мышонка, осматривающего захлопнувшуюся мышеловку. Он испытывает ни с чем несравнимое чувство неожиданной потери сразу всего: свободы, любимой женщины и собственного достоинства.
— Что за нелепость?! Как они смели арестовать меня — американского гражданина? задает он один и тот же навязчивый вопрос, — эти стены очевидно храпят многие кровавые тайны… Я предпочел бы попасть в плен к китайским хунхузам, пиратам или оказаться заложником у отпетых гангстеров… Но в стране, где все окутано густой непроницаемой завесой тайн, это может кончится очень печально… Я… — меланхолически произносит Де-Форрест, и умолкает пугаясь собственного голоса. Он чувствует, что его прежнее гордое «Я» уже не существует. Оно раздавлено потрясающим комплексом удивительного морального и материального воздействия и приняло бесформенные формы, будто улитка под пятой чудовища. Вместе с сумерками в таинственную камеру подкрадывается все смелее, назойливее фантастический страх…
— Обвиняемый Де-Форрес! Как долго вы будете упорствовать. Мы имеем доказательства, что вы занимаюсь шпионажем! — спрашивает молодой, но седой чекист.
— Как вы смеете говорить мне это?! — возмущен американец.
— Признайтесь, что в припадке ревности, будучи в состоянии аффекта, вы убили проживающую у вас девицу Айше?
— Айше!? Убили!!? — взволнованно кричит Де-Форрест.
— Вы убили ее!
— Я? Это абсурд! Я очень любил Айше, — отвечает Де-Форрест. В его отяжелевшей, будто налитой свинцом, голове все перемешалось; весть об убийстве Айше, железные решетки, малиновые петлицы следователя и конвейер — за всем этим смертельная усталость, жажда и пустота.
— Обвиняемый Де-Форрест! Сознайтесь! Тогда вы понесете лишь небольшое наказание. Если будете упорствовать — вас расстреляют!
— Нет. Я никогда не смогу сознаться в несовершенном преступлении!
— Все равно придет время и вы сознаетесь… Здесь все сознаются…
— Нет… нет! Этого не будет…
— Примите подследственного на конвейер! — кричит следователь.
Де-Форрест вздрагивает. Два чекиста уводят его. В пустой комнате ему одевают огромный тяжелый кожаный шлем, наполненный песком. Стоящий сзади чекист опускает с размаху тяжелую дубину на голову американца. Подследственный падает на пол, хватая воздух, будто выброшенная на берег рыба.
Довольные мастерским ударом чекисты обмениваются репликами:
— Прекрасная работа.
— Знаменитый удар!
— Гидра шпионская! Возьмем в ежовые рукавицы — сознаешься, что было и чего не было…
— Хотите закурить? — предлагает следователь сигару.
Де-Форрест жадно затягивается несколько раз дымом, чувствуя странный привкус какого-то сильнодействуюшего наркотика. Спустя несколько минут его охватывает удивительное оцепенение. Его воля будто уплывает в бесконечную перспективу. Сопротивление сломлено. Ничего не нужно. Все безразлично.
— Может быть, смерть будет лучшим избавлением, — шепчет он, — я больше не могу переносить побоев и жажды… Две недели ни капли воды… а впрочем все равно… а пока так приятно…
Де-Форресту, кажется, будто он плывет на волнах чудесной фантастической реки в сказочный город.
Следователь протягивает обезумевшему Де-Форрссту протокол допроса для подписи.
…признаюсь в том, что будучи в состоянии аффекта, убит ударом ножа девицу Айше. находящуюся в моей квартире. Кроме того переслал иностранной фирме фотографии транспортируемых экскаваторов…
И странно. Так рьяно и упорно отбрасывающий ранее это несуразное обвинение Де-Форрест чувствует, что это ничтожная привычная и до невозможности надоевшая пошлая шутка, будто совершенно не касающаяся его…
— Давайте! Я подпишу! Я хочу конца, — говорит помимо воли он.
— Вот и прекрасно! — доволен следователь.
Де-Форрест лежит на койке в своей одиночке. Охватив руками голову, узник постепенно начинает сознавать неисправимую, роковую ошибку, совершенную им на допросе. Подписанный протокол, кажется, медленно опускающимся паровым молотом, на его череп.
— Не хватило силы воли сопротивляться до конца, — шепчет он, — но конец у них смерть… Теперь я понимаю почему признавались обвиняемые на московских процессах. Для того, чтобы понять этот ужас — необходимо пережить.
В камеру, будто гадюка, вползают вечерние сумерки…
41. Изменник чужой родины
Небольшой судебный зал. По сторонам сидящего Мак Рэда стоит вооруженная охрана из солдат конвойных войск НКВД.
— Встать! Суд идет!
Перед взором обвиняемого появляется три субъекта в военной форме и переводчик.
Сразу же один из членов суда читает:
…Военная коллегия Верховного суда… в закрытом судебном заседании слушает дело по обвинению гражданина Дугласа Мак Рэда в преступлениях предусмотренных ст. 58-1, 58-6 уголовного Кодекса. Обвинение поддерживает государственный обвинитель — прокурор республики, при защите юриста Абрамова. Обвиняемый, вы знакомы с обвинительным заключением?
— Это какая-то чудовищная нелепость и потрясающее недоразумение. Я требую элементарной справедливости. Будучи честным инженером я точно выполнял взятые на себя по договору обязательства, не вмешивался в политику, ни в кого не стрелял и не призывал к свержению существующего строя. Я совершенно не виновен и настаиваю на немедленном освобождении из под стражи, — произносит Мак Рэд.
— Будем говорить языком конкретных документов. Это ваша подпись, обвиняемый? — спрашивает председатель суда.
Мак Рэд внимательно изучает свою подпись под заявлением о приеме в советское подданство, написанное рукой Зеркаловой.
— Подпись здесь действительно моя, но содержание текста мне неизвестно, потому, что он написан по-русски.
— Этим заявлением вы изъявили желание стать советским подданным, и правительство удовлетворило вашу просьбу.
— Повторяю, мне совершенно незнаком текст…
— Это ваше письмо? — спрашивает судья, показывая письмо к консулу.
— Это письмо явилось следствием явного нарушения договора…
— Обвиняемый Мак Рэд, садитесь. Суду понятно. Слово предоставляется государственному обвинителю.
Человек с седой шевелюрой, едва взглянув на обвиняемого, произносит: