Случалось, что кто-то его видел. Необычный вид, конечно же, пугал людей. Они думали, что это нечистая сила, и от страха вскоре умирали. Это и отразилось в легенде.
— А для чего монахи обезглавливали трупы?
— Такая у них была традиция. Голову лентой укладывали в специальный прозрачный мешок, а туловище хоронили в земле. Наверное, это означало отделение души от плоти, разума от сердца. Я точно не знаю. Просто это мои предположения.
Сомов снова подошел и сел на стол напротив Риты. В лаборатории воцарилась абсолютная тишина. Наконец он прервал затянувшееся молчание:
— Спрашивай. Я знаю, у тебя есть ко мне очень много вопросов Никому на свете я не сказал бы того, что касается чёрного монаха и подземелья. Но почему-то от тебя я ничего не хочу утаивать. Наверное, потому, что я слишком долго скрывал эту тайну. Настало время раскрыть её. Так что спрашивай.
Действительно, у Риты было много вопросов к Сомову. Но после его откровения мысли в её голове стали путаться. Вопросы кружились, и она не знала, с чего начать.
— Но ты тоже стал… извини за такие слова, — сбивчиво начала Рита, — продолжением чёрного монаха. Ты надел его зловещий плащ. Ты продолжаешь заниматься опытами, которые проводил он. Ты совершил убийство в больнице, украл папку с материалами о поисках подземелья. Ты пугаешь людей. В том числе и меня, тогда, на кладбище… Ты убил моего друга, — Рита почувствовала, что слёзы покатились по её щекам, — ты никого не допускаешь в подземелье, будто это твоя собственность!
— Да, это моё! Я имею право! — неожиданно вскочив и с силой ударив но столу, так что опрокинулось несколько стеклянных банок, выкрикнул художник. — Это все моё! Я хранитель подземелья!
Рита сжалась. Такой реакции от Сомова она не ожидала. Обычно он говорил размеренно и спокойно. Но сейчас его лицо исказилось от злобы, которая до неузнаваемости изменила его мягкие черты. Постепенно успокоившись, Сомов заговорил:
— После того как я нашел книгу монаха, в конце которой был подробный план, я каждый день стал спускаться в подземелье и бродил по этим каменным лабиринтам. Иногда мне казалось, что я умер, и всё это происходит не со мной, будто бы я вижу затянувшийся, тяжёлый сон. Но постепенно я привык к подземелью. Меня снова и снова тянуло сюда.
В помещении, в котором мы сейчас находимся, я сделал лабораторию и стал опробовать опыты, описанные монахом. Кстати, здесь же работал и он. Некоторые колбы, которые ты можешь здесь видеть, держали его руки. Сохранились даже некоторые реактивы. В этой лаборатории я открыл состав удивительных красок, которые позволяют передавать тончайшие эффекты и светотени. Некоторые краски усиливают свое действие с течением времени. С каждым годом картина будто оживает и видится по- другому. Это потрясающий эффект! Вот смотри, — Сомов подошел к стене и отдернул чёрную штору.
Действительно, картины казались невероятно красивыми. Забыв на минуту обо всём на свете, Рита подошла поближе. Таких переходов света, таких линий, таких насыщенных красок она не видела никогда.
— Потрясающе! — выдохнула она.
Сомов также с нескрываемым восхищением смотрел на свои работы.
— Нескромно, конечно, с моей стороны, но они заслуживают того, чтобы быть в лучших картинных галереях мира. А теперь ты увидишь ещё кое-что…
Художник подошёл к стене и отдёрнул такую же чёрную штору. Рита оглянулась и увидела зеркала.
— Ну и что? — непонимающе спросила она, подходя к каждому из четырех больших зеркал, висевших на стене.
— Действительно, ничего такого здесь нет, если не считать, что одно из зеркал, — Сомов указал на него рукой, — вовсе не зеркало.
— А что же это? — глядя на свое отражение спросила Рита.
— Это картина, которая так и называется «Зеркало».
— Не может быть! — воскликнула Рита, потрогала рукой «Зеркало» и нащупала знакомую, еле ощутимую шероховатость красок. — Правда, краски, — глядя из художника» сказала Рита.
— Со своей гениальностью и с такими красками, я стану величайшим художником. Таким, какого ещё не знало человечество! — победно вскинув правую руку, сказал Сомов.
«Нескромно, — подумала девушка. — Вот только как великий художник объяснит убийства?»
Первое восхищение от картин прошло, и осталось только смешанное чувство горечи и разочарования.
— В этой лабораторий я написал лучшие картины. Некоторые из низ ты видела на выставках. Обо мне заговорили. Все критики наперебой стали хвалить меня. Несколько выставок прошло за рубежом. И до этого они не замечали меня, считали весьма средним. Я им доказал, чего я стою. Но это только начало. Я покорю весь мир! Однако хватит, — почувствовав явный перебор, сказал Сомов. — Однажды, когда я закончил картину «Зеркало» и был в восторженном настроении, почему-то я вспомнил о чёрном монахе. Какая-то сила потянула меня к тому месту, где он лежал. Не раздумывая, я схватил фонарь и пошёл туда. Он лежал всё там же. Чёрный призрак подземелья. Я снял с него плащ и пошел обратно в лабораторию. Когда я надел его и посмотрел на себя — был поражён. Я казался огромным, неземным существом. Фосфоресцирующий чёрный цвет, которое я никогда не видел раньше, казался фантастическим. Я выключил фонарь, оставив гореть лишь одну свечу. Эффект уменьшился. Я понял — в темноте плащ не имеет своей силы.
— Но что ты делал на кладбище и почему плащ светился и увеличивал тебя? Ведь было темно.
— Плащ я надевал тогда, когда шёл на могилу к своей жене. Это было только ночью, когда на кладбище не было посетителей. Выходя с кладбища, я всегда снимал плащ, чтобы никого не напугать. Но в тот день исполнилось как раз два года, как не стало Кати. Я стоил на могиле и вспоминал её. Я был расстроен так, что забыл снять свою ритуальную одежду. В моей руке горела свеча, которую я скрывал, скрестив руки на груди. И тут я почувствовал чей-то взгляд. Передо мной стояла девушка. Я узнал тебя сразу, потому что до этого видел несколько раз на своих выставках. Я понял, что ты сильно испугалась. Я замер, не зная, что делать.
— Но ты ведь погнался за мной?
— Ты свернула. А я побежал прямо и на углу снял плащ. Тебе просто показалось.
— И тебя же я видела возле нашего дома, когда темнело?
— Да, это был я. Я долго наблюдал за домом. Мне показалось, что никого внутри нет. Свет везде был выключен. Тогда я уже знал, что отец ищет подземелье и подбирается разгадке. Мне удалось узнать, что он хранит старые карты монастыря и окрестностей. Я хотел их похитить, чтобы хоть на время приостановить его поиски. Убивать я его не хотел. Но когда ночью на кладбище я увидел, как он открывает вход, я не сдержался. Он проникал в мою жизнь, в мою тайну! Два раза я подбрасывал ему записки, чтобы он прекратил поиски. Но он настойчиво продолжал искать. Он одержим этой идеей — найти подземелье.
— О том, что его предупреждали, папа никогда не говорил.
— Может быть, он считал, что это просто так, несерьёзно.
— И ты решил добить его в больнице?
— Я боялся, что как только ему станет лучше, он расскажет жене или следователю о каменном надгробии с ангелом.
В лаборатории снова воцарилась тишина. Рита обдумывала то, о чем ей поведал Сомов. Наконец художник заговорил:
— Все дольше я находился в подземелье и читал рукописи чёрного монаха, и со мной что-то стало происходить. Моя психика и моё восприятие мира менялись. Иногда я чувствовал, что я и есть черный монах, хранитель подземелья, его тайн. Всё это принадлежит мне. Это моё государство со своими законами.
Я решил похоронить чёрного монаха так, как хоронили остальных монахов. Ночью я обезглавил туловище, вынес его на поверхность и закопал в земле. А его череп положил в полукруглом зале на небольшом длинном столике, осветив это место факелами. Вы видели его.
Рита кивнула.
— Но к черепу была привязана лента, написанная на латыни. Ты же сказал, что многое не знал о нём. Что же ты мог написать?
