холма.
Эта мысль возникла неизвестно откуда. Пугаясь ее, Эрик трусцой спустился с холма, поприветствовал Пита Нельсона через заднюю дверь пекарни, когда пробегал мимо, и обошел здание. Это было прелестное местечко в глубине улицы. Перед булочной раскинулась лужайка с зеленой травой, возле крыльца с белыми перилами были разбиты клумбы с яркими цветами. Войдя, Эрик кивнул двум ранним туристам, поздоровался с очаровательной молоденькой дочкой Хокинса, стоявшей за прилавком и спросил ее о матери, которая перенесла операцию на желчном пузыре. Затем обменялся шутками с Питом, высунувшим голову из задней комнаты, и с Сэмом Эллерби, который набирал в специальный лоток разные булочки и хлеб для ресторана «Летний сезон», расположенного на Спрюс-стрит, двумя кварталами дальше.
Эрик любил этот ритуальный поход в булочную так же, как Пит Нельсон свои кондитерские изделия. Он вернулся на холм в веселом настроении, неся белый пакет из вощеной бумаги, быстро вбежал в дом и налил две чашки кофе, как раз тогда, когда Нэнси входила на кухню.
— Доброе утро, — сказала она впервые в этот день. (Для Нэнси утро никогда не бывало добрым, пока она не завершала свой косметический ритуал.)
— Доброе утро.
На ней была льняная юбка цвета слоновой кости и свободного покроя блузка с опущенными плечами, огромными рукавами и воротником-стойкой, расписанная крошечными зелеными и пурпурными кошками. Кто, кроме Нэнси, мог надеть на себя пурпурных и зеленых кошек и тем не менее выглядеть элегантно? Даже ее красный плетеный пояс с пряжкой размером с колпак автомобильного колеса на ком-то другом выглядел бы просто по-дурацки. Но у его жены было чувство стиля, а также доступ в залы большинства модных магазинов Америки, торгующие со скидкой. Любая комната, куда входила Нэнси Макэффи, тускнела при ее появлении.
Наблюдая, как она идет по кухне в красных туфлях, рассматривая ее волосы, собранные в низкий хвост, глаза, подведенные тушью и тенями, ее губы, накрашенные одним цветом, с контуром другого оттенка, Эрик прихлебывал свой кофе и ухмылялся.
— Спасибо, — Она приняла чашку, которую он ей протянул, и осторожно глотнула. — Ммм... ты выглядишь так, будто у тебя хорошее настроение.
— Да.
— Что означает эта улыбка?
Прислонившись к буфету, он ел жирный глазированный пирожок, время от времени делая глоток кофе.
— Просто пытаюсь представить, как бы ты выглядела с силиконовой грудью, в слаксах и бигуди по утрам.
— Не подавись. — Она подняла одну бровь и самодовольно улыбнулась. — Видел кого-нибудь в булочной?
— Двух туристов, Сэма Эллерби, дочку Хокинса и Пита, высунувшего голову из кухни.
— Есть еще новости?
— Не-а.
Он облизал пальцы и допил кофе.
— Что ты собираешься сегодня делать?
— Еженедельные отчеты о торговых сделках, что же еще? Замечательное занятие, если бы не жуткое количество бумажной работы.
«И поездок», — подумала он. После целых пяти дней, проведенных в дороге, она тратит шестой, а часто и половину седьмого дня, выполняя бумажную работу — она была дьявольски усердным работником, тут ничего не возразишь. Но она любила шик, который ассоциировался у нее с такими магазинами, как «Боуит Теллер», «Неймэн-Маркус» и «Россо Альто-белли» — все это были ее клиенты. А если из-за работы поездка затягивалась, она воспринимала это спокойно.
Нэнси получила работу в «Орлэйн», когда они вернулись в Дор-Каунти, и Эрик думал, что она откажется от предложения, останется дома и будет рожать детей. Но вместо этого она стала тратить больше времени, чтобы сохранить эту работу.
— Как ты? — поинтересовалась она, надев очки и просматривая газету.
— У нас с Майком весь день заполнен. Выводим три группы.
Он сполоснул чашку, поставил ее в мойку и надел белую шкиперскую фуражку с блестящим черным козырьком.
— Значит, ты будешь дома не раньше семи?
— Вероятно, да.
Она взглянула на него сквозь стекла огромных очков в роговой оправе.
— Постарайся вернуться пораньше.
— Я не могу обещать.
— Просто постарайся, ладно?
Он кивнул.
— Ну, мне лучше приняться за работу, — сказала Нэнси, складывая газету.
— Мне тоже.
С чашкой кофе и стаканом сока в руках она коснулась своей щекой щеки Эрика.
— До вечера.
Она направилась в свой кабинет на первом этаже, а Эрик вышел из дома и, пройдя короткий отрезок тротуара, остановился у гаража, обшитого вагонкой. Он поднял дверь рукой, мельком взглянул на респектабельную «ауру» серо-стального цвета и забрался в ржавый «форд»-пикап, который двадцать лет назад был белым и не нуждался в проводе для закрепления выхлопной трубы. Это устройство приводило Нэнси в смятение, но Эрик все больше любил свою Старую Суку, как он шутливо ее называл. Двигатель был все еще надежен; название компании и номер телефона на дверях до сих пор оставались четкими; а кресло водителя — по прошествии стольких лет — приобрело такую же форму, как и его задница.
Повернув ключ, Эрик пробормотал себе под нос:
— Ну, Старая Сука, вперед!
Она обнадеживающе отреагировала, и не прошло и минуты, как старый шестицилиндровый двигатель, загромыхав, ожил.
Эрик нажал на газ, улыбнулся, дал задний ход и выехал из гаража. Дорога из Рыбачьей бухты к Гиллз-Рок занимала девятнадцать красивейших, как считал Эрик, миль мироздания, вместе с Зеленой бухтой, периодически возникающей слева, фермами, фруктовыми садами и лесами справа. За Рыбачьей бухтой после Мэйн-стрит, обрамленной с обеих сторон цветами, дорога поднималась вверх, затем делала поворот и ныряла в коридор между стенами густого леса, далее, мимо частных коттеджей и мест для отдыха, шла на северо-восток, время от времени петляя к берегу: У живописного поселка Эфрейм с двумя белыми церковными колокольнями, отражающимися в зеркальной поверхности Орлиной гавани; у Сестринского залива, где на крыше ресторана Эла Джонсона уже паслись его любимые козы; у залива Эллисон с панорамным видом, открывающимся с холма за гостиницей «Великолепный Вид» и, наконец, у Гиллз-Рок, где воды озера Мичиган встречались с водами Зеленой бухты и создавали опасные течения, из- за которых эта зона получила свое название — Край Могилы.
Эрик часто задавал себе вопрос, почему город и скала названы по имени давно забытого Илайеса Гилла, тогда как Сиверсоны поселились там раньше, и жили дольше, и обитают до сих пор. Почему, черт возьми, если имя Гилл исчезло из налоговых ведомостей района и из телефонной книги? А недвижимость Сиверсонов продолжает жить. Дед Эрика построил ферму на утесе над заливом, а отец построил дом, скрытый под кедрами близ гавани Хеджихог, а они с Майком занимались лодочным чартерным бизнесом, чтобы обеспечить достойную жизнь двум семьям, а точнее — трем, если считать Ма.
Гиллз-Рок можно было вообще не называть городом. Он представлял собой лишь небольшую кучку поврежденных бурями строений, протянувшихся вдоль юго-восточной стороны гавани, делая ее похожей на щербатую улыбку. Ресторан, магазин сувениров, лодочная пристань и дом Ма являлись основной преградой для деревьев, не дающей им расти у самой кромки воды. Среди деревьев были разбросаны более мелкие постройки и обычное имущество рыболовной общины — лодочные трейлеры, лебедки, бензиновые насосы и
