спусковые салазки, в которых большие лодки ставят в сухой док на зиму.
Свернув на подъездную аллею, машина поехала вниз по крутому склону и затряслась на каменистой земле. Между участками гравия, среди скопления хижин около дока беспорядочно росли клены и кедры. За крышей домика, где чистили рыбу, уже виднелись чайки, которые, падая, расчерчивали зеленые берега белыми полосками. В воздухе висел дым, тянувшийся из домика, где коптили рыбу. Все вокруг пропитывали вездесущие запахи гнилого дерева и рыбы. Остановившись под своим любимым сахарным кленом, Эрик заметил, что сыновья Майка, Джерри Джо и Николас, были уже на борту «Мэри Диар» и «Голубки»: чистили палубы, замораживали холодильники для рыбы и размещали продовольствие. Так же, как он и Майк, мальчики выросли у воды и начали выходить в плаванье, как только их руки достаточно окрепли, чтобы держаться за перила. В свои восемнадцать и шестнадцать лет Джерри Джо и Николас были ответственными знающими помощниками.
Захлопнув дверцу грузовика, Эрик помахал мальчикам и направился к дому.
Он вырос в этом доме и не задумывался над тем, что тот стал еще и офисом. Входная дверь могла быть в это время закрыта, хотя ее никогда не запирали; уже без пяти семь Эрик увидел, что она раскрыта настежь и подперта упаковкой из шести банок кока-колы. На стенах офиса, обитых панелями из сучковатой сосны, висели искусственные приманки, блесны, репелленты для отпугивания насекомых, приемно- передающая радиоустановка, бланки разрешения на рыбную ловлю, карты Дор-Каунти, рыболовные сачки, два чучела лосося и дюжина фотографий туристов с призовыми уловами. На одной вешалке болтались желтые непромокаемые плащи для продажи, на другой — радуга спортивных хлопчатобумажных маек с надписью «ЧАРТЕРНОЕ РЫБОЛОВСТВО СИВЕРСОНОВ, ГИЛЛЗ-РОК». На полу стояли упаковки с прохладительными напитками, а на карточном столике в углу — кофейник на двадцать пять чашек для клиентов.
Пройдя за стойку с устаревшим латунным кассовым аппаратом, Эрик направился через узкую дверь в комнату, бывшую когда-то боковой террасой. Теперь там размещался запас пенополистироловых охладителей и морозильник.
Другая дверь в дальней части террасы вела в кухню.
— Доброе утро, Ма, — сказал он, входя.
— И тебе доброе утро.
Он потянулся к буфету за большой белой чашкой и налил себе кофе из облупленной эмалированной кружки, стоявшей на обшарпанной газовой плите — той же самой, что появилась здесь, когда он был еще мальчиком. Ее решетки стали толстыми от жира, а стена за плитой покрылась желтыми пятнами. Но Ма была плохой хозяйкой, за одним исключением: дважды в неделю она пекла хлеб, отказываясь от покупного, и заявляла:
— Эта штука убьет тебя!
В это утро она замешивала тесто для хлеба на старом раздвижном столе, покрытом голубой клеенкой, с которой у Эрика были связаны замечательные воспоминания. Это была единственная новая вещь после 1959 года, когда убрали древний деревянный ледник и Ма купила холодильник «Гибсон», который превратился теперь в пожелтевший реликт, но все еще продолжал работать.
Ма никогда ничего не выбрасывала, используя для домашних нужд. На ней был ее обычный костюм — голубые джинсы и облегающая футболка цвета морской волны, что делало ее похожей на дымовую трубу. Анна Сиверсон любила футболки с надписями. Сегодня она носила на себе слова: «Я СДЕЛАЮ ЭТО С БОЛЕЕ МОЛОДЫМ МУЖЧИНОЙ», рисунок пожилой женщины и молодого мужчины, который ловит рыбу. Ее тугие локоны цвета никеля сохраняли форму палочек для домашнего перманента, на носу сидели очки, почти такие же старые, как и «Гибсон», с такими же пожелтевшими стеклами.
Повернувшись с чашкой в руке, Эрик наблюдал, как она идет к буфету, чтобы вытащить противни для хлеба.
— Как ты сегодня? — спросил он.
— А?
— Мерзко, да?
— Ты пришел сюда, чтобы попить кофе и меня расстроить?
— Ну что ты такое говоришь? — Он посмотрел в чашку. — Такой кофе отпугнет даже водителей грузовиков.
— Иди попей в офисе подкрашенную водичку.
— Ты же знаешь, я терпеть не могу картонные чашки, они ненастоящие.
— Тогда пей кофе дома. Или твоя жена не знает, как его варить? Она добралась до дома прошлой ночью?
— Да. Около десяти.
— Ха.
— Ма, не заводи меня.
— Прекрасный образ жизни — ты живешь здесь, а она — по всем штатам. — Она намазала жиром противень для хлеба и задела им стол. — Если бы я попыталась сделать что-нибудь подобное, твой отец притащил бы меня домой за волосы.
— У тебя для этого не хватило бы волос. Между прочим, что ты с ними сотворила? — Он сделал вид, будто внимательно изучает ее жуткие плотные завитки.
— Ходила прошлым вечером к Барбаре, и она меня накрутила.
Барбара была женой Майка. Они жили в лесу, в пятидесяти футах от береговой линии.
— Такое впечатление, будто их серьезно повредили.
Она шлепнула Эрика противнем, затем уложила каравай.
— У меня нет времени возиться с прической, и ты это знаешь. Ты завтракал?
— Да.
— Чем? Глазированными пирожками?
— Ма, ты опять вмешиваешься не в свое дело.
Она засунула каравай в духовку.
— Для чего же еще нужны матери? У Господа нет такой заповеди «не вмешивайся» — вот я и вмешиваюсь. Для того и существуют матери.
— А я думал, что они существуют для продажи лицензий на рыбную ловлю и оформления чартерных заказов.
— Если хочешь, съешь остатки колбасы.
Она кивнула на сковородку, стоявшую на плите, и принялась счищать муку с клеенки и с рук.
Он поднял крышку и нашел две почти остывшие польские колбаски для него и для Майка, взял одну и начал есть, нагнувшись над плитой.
— Ма, ты помнишь Мэгги Пиерсон?
— Конечно, я помню Мэгги Пиерсон. Почему ты заговорил о ней?
— Она звонила мне сегодня ночью.
Впервые с того момента, как он вошел в комнату, мать прервала свои занятия. Она повернулась от раковины и посмотрела на сына через плечо.
— Она звонила тебе? Для чего?
— Только для того, чтобы сказать «привет».
— Она ведь живет где-то на западе, да?
— В Сиэтле.
— Она позвонила тебе из Сиэтла только для того, чтобы сказать «привет»?
Эрик пожал плечами.
— Она вдова, не так ли?
— Да.
— Ах, вон оно что.
— Что ты имеешь в виду?
— Она была в тебя влюблена. Она возвращается в прошлое, вот что она делает. Вдовы всегда так поступают, когда им нужен мужчина.
— О, Ма, какого черта! Нэнси была как раз рядом, когда она позвонила.
