поскольку теперь им нечем поживиться. Джерри Джо и Николас пойдут в школу, а Ма отключит радиоустановку до весны и будет коротать время, глядя «мыльные оперы» и делая из кусочков разноцветной резины бабочек с магнитом в брюшке, которых потом прикрепит к дверце холодильника. В эти тихие дни, пока еще не выпал снег, Эрик в последний раз вычистил «Мэри Диар»: подготовил к зиме мотор, накрыл лодку брезентом, вытащил из воды и закрепил на салазках. Майк привел в порядок «Голубку» и скрылся, чтобы заготовить на зиму дрова. Визг его электропилы был слышен на полмили, пила то увеличивала обороты, то работала вхолостую, и от этого монотонного звука становилось еще тоскливее.
Эрик вымыл сарай, где чистили рыбу, подготовил к зимнему хранению снасти, запер служебные помещения и отправился домой. Он провел несколько беспокойных дней, ел жареные пирожки и пил кофе, постирал кое-что и пополнил специями банки на кухне. Предстоящая зима грозила быть долгой и одинокой, и он представлял себе, что рядом с ним — Нэнси и что они сейчас где-нибудь на юге, во Флориде, например, куда многие рыбаки из Дор-Каунти уезжали на зиму.
Однажды, когда одиночество стало невыносимым, Эрик отправился к Майку.
Он застал брата возле станка с электропилой. Эрик переждал, пока мощный пневматический таран с грохотом протолкнет бревно. Оно заскрипело и, разделенное надвое, упало на землю. Майк нагнулся, чтобы поднять полено, и Эрик окликнул его:
— Эй, братишка!
Майк выпрямился и отбросил полено в сторону.
— Привет! Ты что здесь делаешь?
— Я подумал, ты не станешь возражать, если я тебе помогу.
Натянув потертые кожаные перчатки, Эрик встал к станку, отшвырнул в сторону половину распиленного бревна и взял другое, целое.
— От помощи никогда не откажусь. Этак мы заготовим гору дров.
Майк включил мотор, и звук стал нарастать по мере того, как продвигалось бревно. Стараясь перекрыть визг пилы, Эрик прокричал:
— По-моему, ты собирался в этом году поставить газовую плиту.
— Да, но Джерри Джо решил поступать в колледж, так что придется подождать.
— Может, тебе нужны деньги, Майк? Ты ведь знаешь, я ради этого паренька готов на все.
— Спасибо, Эрик, но дело не только в Джерри Джо.
— О чем ты?
Еще одно распиленное бревно упало, стало тихо. Майк поднял полено и сообщил:
— Барбара опять беременна. — Он швырнул полено и стоял, глядя, как оно летит.
Эрик замер, пытаясь переварить эту новость, чувствуя ком зависти в горле: у Майка и Барбары будет еще один ребенок, хотя уже есть пятеро от шести до восемнадцати лет, а у них с Нэнси нет ни одного. Комок исчез так же быстро, как и появился. Эрик поднял полено, упавшее с его стороны, и бросил в кучу.
— Так радуйся, мужик! — улыбнулся он.
— Радуйся? А ты бы обрадовался, если б узнал, что ждешь шестого?
— Да это же здорово, особенно если он будет похож на Джерри Джо.
— Но они все время растут, так же, как и размер их обуви. То отит, то колики в животе, то корь, это не считая двух тысяч чертовски дорогих пеленок. А кроме того, Барб уже сорок два. — Он мрачно уставился на голые деревья и пробормотал: — Господи! Пила работала вхолостую.
— Мы уже старые, — вздохнул Майк. — Правда, когда родилась Лайза, мы тоже думали, что уже старые.
Эрик наклонился, выключил мотор и обнял Майка за плечи.
— Не переживай! Ты же, наверное, читал, что теперь люди в сорок лет моложе, чем в прежние времена, и что женщины рожают детей все позже и позже, и все заканчивается благополучно. Помню, пару лет назад я читал о женщине из Южной Африки — так она родила в пятьдесят пять.
Майк невесело рассмеялся, сел на бревно и произнес со вздохом:
— Вот черт! — Некоторое время он невидяще смотрел перед собой, затем поднял печальный взгляд на Эрика. — Знаешь, сколько нам будет, когда этот малыш закончит школу? А ведь мы с Барб думали, что у нас будет хоть немного времени пожить для себя.
Эрик опустился на корточки и поинтересовался:
— Если вы его не хотели, как же это случилось?
— Черт, я не знаю.
— Может, это слабое утешение, но я считаю, что вы с Барб самые лучшие родители. И скажи спасибо, что у вас будет еще один ребенок.
Слова Эрика вызвали на лице Майка слабую улыбку.
— Спасибо.
Братья посидели молча, наконец Эрик вновь заговорил:
— Знаешь, в чем ирония судьбы?
— В чем?
— Пока ты переживаешь, что у тебя будет еще один ребенок, я тебе дьявольски завидую. Я понимаю тебя, когда ты говоришь, что немолод, поскольку сам всего на два года младше и чувствую, как уходит время.
— Ну и кто тебе мешает?
— Нэнси.
— Я так и думал.
— Она не хочет иметь детей.
— Мы все об этом догадывались, — признался Майк. — Она не хочет бросать работу?
— Не в этом дело, — сказал Эрик. — Я думаю, она просто сходит с ума при мысли, что испортит фигуру. Это всегда было для нее очень важно.
— А ты разговаривал с ней? Говорил, что хочешь иметь детей?
— Да, последние шесть лет. Я все надеялся, что однажды она скажет «да», но этого не случилось. Теперь я уже знаю точно и потому ставлю точку в нашей борьбе.
Они опять замолчали. В зарослях сумаха обосновалась шумная стайка воробьев.
— О черт, есть и еще одна проблема. Нэнси ненавидит Рыбачью бухту. Ей лучше в командировках, чем дома.
— Не придумывай.
— Я не придумываю. Она не хотела переезжать сюда.
— Возможно, но это не значит, что она вообще не хочет возвращаться домой.
— Раньше Нэнси часто говорила, как ей тяжело уезжать по понедельникам, однако я давно уже этого не слышал.
Эрик наблюдал за воробьями. Они тихо чирикали и клевали землю возле сумаха. Пока Эрик рос, его всегда окружали птицы — и на земле, и на воде. После свадьбы Нэнси подарила ему на Рождество великолепный альбом с фотографиями птиц и надписала: «Потому что ты их потерял». Перед отъездом из Чикаго она запихнула этот альбом в связку с другими книгами и кому-то отдала, даже не спросив у Эрика разрешения. И теперь, холодным осенним днем, глядя на воробьев, Эрик грустил не о потере альбома, а о потере доверия.
— Ты понимаешь, что произошло? — спросил он Майка.
— Что?
Эрик повернулся и взглянул на брата.
— Мы перестали уступать друг другу. — После затянувшегося молчания Эрик продолжил: — Мне кажется, все случилось, как только мы решили переехать сюда. Она категорически возражала, а я не хотел ничего слушать. Мне нужна была семья, Нэнси — карьера, и между нами началась «холодная война». Внешне все выглядело замечательно, но в глубине души появилась какая-то неудовлетворенность.
Воробьи улетели. Вдалеке переругивались вороны, но на поляне стояла тишина, а небо было такого серо-стального цвета, будто отражало мрачное настроение Эрика.
