Великий финансист… должен выстроить систему: он должен найти помощников, хладнокровных, отважных и хитрых… и уничтожить свидетельства своей связи с ними, независимо от того, смогут ли они, в свою очередь, утаить свои негласные отношения с теми исполнителями, которые непосредственно совершают преступления.
Адрес, указанный в письме ван ден Акера, привёл нас в старинный, притягательный для богатых и влиятельных персон городок Морристаун в тридцати милях к западу от Нью-Йорка. Он находился уже за пределами штата, в Нью-Джерси, но путешествие прошло гладко, хотя и утомительно: сначала мы на пароме пересекли Гудзон, затем на поезде проехали по сельской местности, и, наконец, наёмный экипаж доставил нас к величественной резиденции бывшего сенатора. До места мы добрались уже в полной темноте, сопутствующей холодной весенней ночи. Лишь в одном-единственном окне был виден свет, падавший на вымощенную плитами дорожку, которая огибала левую половину дома. Холмс быстро зашагал по ней к парадной двери и дважды поднял латунный дверной молоток в виде большого американского орла, который каждый раз с гулким звоном падал вниз.
Ответа не было.
Холмс подёргал дверную ручку, но она не поворачивалась, а когда мой друг попробовал открыть дверь, та не поддалась.
— Пойдёмте кругом, Уотсон, туда, где свет в окне. И держите оружие наготове.
Я похлопал себя по карману, чтобы убедиться, что револьвер ещё тут, но времени на раздумья у меня совсем не было. Я последовал за Холмсом, который изумил меня, проворно перескочив через низенький куст, — я сам смог преодолеть это препятствие, лишь продравшись сквозь цепкие ветви, зато тут же очутился на дорожке, ведущей к окну, в котором мы ранее заметили свет.
В тот миг, когда я нагнал Холмса, он как раз перекинул трость из правой руки в левую и вытащил из складок своего плаща револьвер. Я последовал его примеру и тронулся за ним, держа оружие дулом вверх. Прижавшись спинами к стене рядом с окном, мы, будто пара взломщиков, бочком подвигались к единственному источнику света. Холмс внимательно оглядел раму подъёмного окна, затем встал слева от него, а мне велел остаться на месте. Мы заглянули в ярко освещённую комнату, словно это была театральная сцена в огнях рампы.
Как бы мне ни хотелось вычеркнуть это из памяти, я всегда буду помнить жуткое зрелище, представшее нашим взорам той мартовской ночью. На первый взгляд в кабинете — а именно таково было назначение этой комнаты — всё казалось нетронутым. На книжных полках, занимавших большую часть помещения, ровными рядами стояли бесчисленные тома в кожаных переплётах, в очаге тлели угли. Напротив кирпичного камина находился письменный стол вишнёвого дерева, на котором лежала раскрытая книга; её страницы слегка трепетали, образуя полукруг.
Но, окинув взглядом середину комнаты, мы осознали, насколько обманчиво оставляемое ею впечатление безмятежности. В высоком чёрном кресле из потрескавшейся кожи сидел человек. Грудью он навалился на стол. Его окровавленная голова сверкала точно рубин, отражавший огонь камелька. Это был тот, кого при жизни звали сенатором Питером ван ден Акером. В его правом виске виднелось маленькое пулевое отверстие. Левая половина головы представляла собой месиво из костей и мозговых тканей, большая часть которого впечаталась в стену слева от него. На полу в нескольких дюймах от безжизненно повисшей правой руки валялся шестизарядный револьвер.
— Помогите, — бросил Холмс, пытаясь поднять нижнюю раму окна, которое сейчас было открыто всего на полдюйма.
С немалым трудом нам удалось приподнять раму настолько, чтобы протиснуться под ней, помогая друг другу, что, честно говоря, оказалось куда сложней, чем в былые времена. Когда мы очутились внутри, мне не понадобился весь мой многолетний медицинский опыт, чтобы установить, что этот человек мёртв. И всё же я проверил пульс.
Не обнаружив оного, я покачал головой.
— Самоубийство, — вслух заключил я.
— Вероятно, — заметил Холмс, — хотя…
Мы убрали оружие, и Холмс немедленно приступил к обычному ритуалу: он мерил шагами, осматривал, изучал место гибели со всех возможных точек.
Кроме трупа и письменного стола, к которым он ни разу не прикоснулся, Холмс с помощью лупы исследовал столик красного дерева, стоявший позади большого стола. Большая часть комнаты слева от тела была забрызгана кровью, в том числе стена, оклеенная бежево-голубыми узорчатыми обоями, и две висевшие на ней большие картины, изображавшие, кажется, старинные фрегаты под парусами.
Мне было отлично известно, что Холмса сейчас нельзя отвлекать, но, когда он дал знак, что закончил осмотр, я предложил позвонить в полицию. Рядом с телом стоял телефон.
— Да, — рассеянно ответил он, а затем добавил: — Но сначала, Уотсон, осмотрим книгу.
Не дотрагиваясь до тонкого бордового томика, который лежал на письменном столе, Холмс заострённым концом своей эбеновой трости пошевелил страницы. Несмотря на то что книга лежала рядом с мертвецом, на ней почему-то не было крови. В глаза бросились зловещие жирные буквы заглавия: «Дом вампира».
— Книга, которую читал Голдсборо, — вспомнил я.
— Книга, которую он якобы читал, Уотсон, — поправил Холмс. Перелистав книгу до конца, он вернулся к форзацу. — Смотрите, надпись, — показал он.
Я наклонился ближе и прочёл написанное чётким почерком на внутренней стороне переплёта посвящение: «Дорогой сенатор. Новые страшилки для вашей коллекции». Оно было подписано автором книги, Джорджем Сильвестром Фиреком.
— Холмс! — воскликнул я, указывая на покойного. — Дело раскрыто. Перед нами — труп зачинщика убийства Филлипса.
— Неужели?
— Разумеется! Ван ден Акер хотел признаться, позвал вас, затем испугался и покончил с жизнью. И потом, все сенаторы, с которыми мы встречались в Вашингтоне, связывали его с заговором.
— Возможно, — отозвался Холмс, — но хотел бы я знать…
— Холмс, — нетерпеливо воскликнул я, — оставьте ваши праздные размышления. Надо звонить в полицию.
— Минутку, Уотсон, — проговорил он. — Почему вы сказали, что это самоубийство?
— Но это же очевидно, — сказал я, мечтая как можно скорее продемонстрировать ему свои детективные способности. Собрав воедино все факты, я, как ревностный служитель науки, объясняющий суть эксперимента тупым студентам, бросился в бой. — Оружие валяется около его правой руки. Вокруг раны в правом виске и на правой ладони — следы пороха. Поскольку часы с кожаным ремешком он носит на левой руке, значит, он правша, так что легко можно представить, как несчастный сенатор ван ден Акер взял пистолет в правую руку, приставил ствол к виску, направив его немного назад, и разнёс себе заднюю левую часть черепа.
— А где пуля — или то, что от неё осталось? — спросил Холмс.
Быстро осмотрев стену, я указал на маленькую дырочку с зазубренными краями возле одной из марин.
— Вот! — воскликнул я, весьма довольный собой.
— Да. Уотсон, верно. Но вы не слишком далеко продвинулись, дружище. Вы не поинтересовались, почему справа от картины на обоях выделяется узкая полоска, где краски ярче, чем в других местах.
Я снова посмотрел туда: откровенно говоря, полоска на обоях как-то не бросилась мне в глаза.
— Взгляните, — сказал он и снова воспользовался тростью, на этот раз — чтобы подцепить левый край картины и отвести её от стены.
Я увидел, что она была подвешена к специальной рейке-направляющей, закреплённой под самым
