потолком. Внутри рейки вдоль тросика перемещался крючок с фиксатором, от которого вниз к картине тянулись две тонкие проволоки.
Свободной рукой Холмс указал на второе зазубренное отверстие, видневшееся на стене за картиной, чуть правее левого края полированной рамы.
— Я так и думал, Уотсон, — сказал он. Его взгляд был пронзителен и в то же время ликующ. — Ван ден Акера застрелили с близкого расстояния, пуля застряла в стене левее картины, вот здесь.
Холмс стукнул кулаком по стене рядом со вторым отверстием, которое он мне показал.
— Затем убийца вложил в руку мертвеца оружие и снова выстрелил в голову трупа. Вот откуда следы пороха, вторая рана, замаскировавшая первую, и второе отверстие в стене, которое мы заметили сначала. А встать на стол и передвинуть крючок с картиной на несколько дюймов влево было проще простого. Картина заслонила вторую дырку, но зато обнажился невыгоревший кусок обоев. Кстати, наш подозреваемый — высокого роста. Ему ведь надо было дотянуться до крючка. Думаю, у него из левого ботинка торчит гвоздь — видите царапину на полированной поверхности стола? Итак, два пулевых отверстия и сдвинутая картина могут означать только одно: сенатор ван ден Акер убит.
Но у Холмса не было времени насладиться торжеством дедукции: как только он изрёк последнее утверждение, резкий хлопок входной двери эхом разнёсся по пустому дому.
— Проклятье! — вскрикнул Холмс, отпуская картину. — И впрямь старею, Уотсон. Кто бы это ни был, он наверняка слышал всё, о чём мы говорили. Быстро!
Он вытащил револьвер и метнулся по коридору к парадной двери.
— А полиция? — воскликнул я.
— Нет времени! — отозвался он. — Звоните вы! Только пусть сами ищут второе отверстие. И ради Бога, не говорите им, кто вы!
Холмс уже выскочил из дома, когда я снял телефонную трубку. По счастью, ему не надо было напоминать мне, что сначала её следует обернуть носовым платком, чтобы не оставлять отпечатков пальцев.
Казалось, прошла вечность, прежде чем оператор на том конце провода соединил меня с местной полицией. Я торопливо сообщил об ужасном происшествии, назвал адрес, не открывая своего имени, и повесил трубку. Мигом позже я, следуя примеру Холмса, второй раз за вечер вытащил из кармана пальто револьвер, выскочил из дома через парадную дверь и бросился к тёмной дороге, направо, откуда доносилось затихающее эхо шагов. Я пробежал несколько сотен ярдов, но быстро устал — сказывались возраст и старая рана, полученная на войне.
Почти тотчас же рядом возник Холмс. Дотронувшись тростью до моей груди, он прошептал:
— Будьте начеку, дружище. Шаги резко смолкли. Сейчас он, несомненно, крадётся за нами. Похоже, мы слишком много знаем.
Тускло мерцал уличный фонарь: он висел слишком далеко, чтобы от него был прок. Но, по крайней мере, он позволял разобрать, что мы стоим у высокой кованой решётки, вдоль которой растут деревья. Она напоминала ограду парка Грамерси, однако, насколько мы могли различить, в отличие от этой последней, состояла из отдельных звеньев длиной в десять футов, которые соединялись прямоугольными кирпичными колонками высотой восемь футов. Эти колонки служили опорой горизонтальным перекладинам, а те, в свою очередь, поддерживали вертикальные прутья, каждый из которых украшала насаженная на верхушку остроконечная лилия.
Мы с Холмсом стояли спина к спине, тщательно вглядываясь в улицу и пытаясь уловить в темноте какое-нибудь движение.
— Полиция скоро будет здесь, — прошептал я.
— Наш друг тоже об этом догадывается, Уотсон, — прошептал он в ответ, — поэтому, вероятно, постарается действовать быстро, если у него есть другой револьвер, помимо того, что лежит у стола ван ден Акера.
В этот самый момент на улице раздался шум моторов полицейских машин, а когда они проходили поворот, по соседним домам и деревьям скользнул свет фар, и хотя темнота отступила лишь на миг, мне показалось, что на вершине кирпичной колонки я различил худощавую фигуру бородатого незнакомца, который так упорно следил за нами.
Каковы бы ни были намерения негодяя, прибытие полиции, видимо, помешало ему, и пока мы гадали, что он сделает в следующий миг, темноту прорезал его смутно знакомый, вызывающе дерзкий голос:
— Я не при оружии, мистер Шерлок Холмс, но в следующий раз, когда рядом не окажется полиции, чтобы спасти вас, оно будет со мной…
Заскрипели подошвы: вероятно, он собирался пуститься в бегство. Внезапно раздался шелест листвы, треск разрываемой материи, ограда затряслась, и от кошмарного вопля волосы зашевелились у меня на голове. А через миг всё опять стихло.
Холмс чиркнул спичкой, и перед нами предстала жуткая картина. Это действительно был он, тот седеющий человек, что так упрямо нас преследовал. Куски его чёрной накидки свисали с сучковатой ветки дерева, за которую он. очевидно, зацепился, а сам несчастный остался там, где завершился его злосчастный прыжок: его изувеченное и окровавленное тело было насажено на строй миниатюрных копий (смертоносных лилий, венчавших кованую решётку) лицом вниз, руки его свисали к земле, которой ему так и не суждено было достичь.
Никто не смог бы спасти беднягу, но он (писать об этом страшно даже теперь, годы спустя), кажется, до последнего пытаясь высвободиться, извивался в смертельной агонии, схватившись залитыми кровью руками за прутья решётки прямо под грудью. Я ничем не мог ему помочь, но счёл своим долгом поспешить на помощь. Однако не успел я сделать и шагу, как конвульсии прекратились.
— Для него уже всё кончено, — промолвил Холмс, удерживая меня.
Я с недоверием глядел на искажённое лицо мертвеца, висевшего всего в ярде от меня.
— Но кто это, Холмс?
— Действительно, кто, Уотсон? — отозвался Холмс, медленно снимая с покойного накладную бороду.
— Алтамонт! — поразился я, ибо наконец узнал это лицо.
— Да, Уотсон, — ответил Холмс, — это личный секретарь бывшего сенатора Милларда Пэнкхерста Бьюкенена.
Он вдруг наклонился.
— Ага, — пробормотал он, скорее про себя, — что это у нас здесь?
На земле под телом лежал скомканный конверт, видимо выпавший из руки Алтамонта. Заглянув за плечо Холмса, когда он разглаживал бумагу, я без труда успел заметить в пламени зажжённой им спички написанное на конверте имя моего друга.
— Откройте, Холмс. Он адресован вам, — сказал я и в то же самое время увидел, как в окнах дома ван ден Акера зажёгся свет.
— Скорее! — предупредил я. — Полиция уже в доме.
— Да, Уотсон, вижу, — ответил он быстро. — Вне всякого сомнения, это письмо ван ден Акера, которое он собирался передать мне. И потому я без угрызений совести вскрою его.
Холмс распечатал конверт, зажёг вторую спичку и обнаружил внутри другой конверт, меньшего формата. Тот был отправлен почтой на адрес ван ден Акера, и на нём имелась печать Сената США. Холмс вскрыл и этот конверт и, увидев, что никакого письма внутри нет, потряс его. Оттуда белым мотыльком выпорхнул маленький квадратик пожелтевшей бумаги, оказавшийся газетной вырезкой.
Холмс опять чиркнул спичкой, и, пока она горела, мы прочли текст. Это была короткая заметка из колонки светской хроники «Вашингтон пост».
