перед глазами Насти по лицо в красных пятнах.
Виталька держался обычно, словно бы ничего не произошло, то и дело заговаривал о чем-то. Тани больше помалкивала. А если отзывалась на его болтовню, то коротко, несколькими слонами. Но Виталька этого не замечал.
Нас остановили какие-то люди – стали спрашивать, где Третьяковка. Виталька объяснил, что нужно идти прямо, а потом свернуть направо. Люди бросили нам: «Спасибо» – и помчались дальше.
– Сынок, – услышали вдруг мы, – пособил бы и мне дом сыскать.
Только сейчас мы увидели, что рядом с нами стоит низкорослая тетенька с большущим свертком. Она держала его двумя руками, прижимая к груди: так ей, наверное, было легче. Как она возле пас очутилась, мы не заметили. Хотя она и назвала Витальку «сынком», но он ей, конечно, годился во внуки: женщине было лет шестьдесят, а то и побольше.
Виталька так и сказал:
– Какой дом-то, бабусь? В один миг найдем.
– Да я и сама не знаю какой, – ответила тетенька. Голос у нее был певучий и звонкий; я, признаться, никогда не встречал старушек с таким голосом.
Мы переглянулись: что за чудачка, ищет, сама не зная что. А тетенька вздохнула и добавила:
– Вот беда-то.
Все мы подумали о том, что вот, мол, спешим в Третьяковку, а тут на нашу голову свалилась эта странная тетенька.
– Раз дома не знаете, то… – Виталька развел руками.
– Вот я и говорю, пособите, – звонко сказала старушка и улыбнулась.
– Мы не здешние, – попробовал объяснить я, – мы сами…
– Дак и я не здешняя, – обрадовалась старушка.
– Вам бы к милиционеру обратиться, – посоветовала Таня. – Он бы и помог.
– Пошто? – удивилась старушка. – У него своих делов хватает. Сами сыщем.
– Как же сыщем, – сказал Виталька, – если не знаете, какой дом!
– Не знаю, – согласилась тетенька. – А знала б, вас не просила.
– Да вы там были хоть раз-то? – Виталька уже начинал сердиться.
– Была. Как же не быть-то!
– Когда? Небось до революции.
– А только что была.
Виталька наклонился ко мне и шепнул:
– Старушенция малость того… – И чуть громче добавил: Откуда только взялась?
Но тетенька последнюю фразу услышала.
– Я-то? – охотно откликнулась она. – Живу я в селе Рогачево под Дмитровом. Слыхали?
– Нет, – сказал я. – А что за дом вы ищете? Зачем он вам?
– Дак живу я в нем.
Мы снова переглянулись, а Виталька даже присвистнул.
– Как же в нем? А говорили, в Дмитрове.
– От непонятливый! – сердито дернула головой старушка. – Не в Дмитрове, а в Рогачеве. А здесь я у Нюрки живу.
Виталька обиделся, что его назвали непонятливым, а я, чтоб не молчать, спросил:
– У какой Нюрки?
– У сестры. У какой же! – Тетенька чуть повыше приподняла сверток, опять прижала его к себе и принялась все подробно растолковывать своим бойким, певучим голосом.
Мы узнали, что приехала она в Москву вчера вечером. Встретила ее на вокзале Ирина («дочка Нюркина»). Возле первого вагона встретила («такой уговор промеж нас был»). Ирина только ее увидела и говорит: «Давай, тетя Поля, скорее, потому как времени у нас с тобой нету». Тетя Поля – так, значит, нашу старушку зовут – спросила, почему же, мол, нету. А Ирина говорит, что с утра в санаторий уезжает, а ей еще собраться нужно. Как потом ехали, куда и на чем, на какой этаж поднимались, тетя Поля не запомнила, потому что у нес в глазах «от всего этого кружение началось». Утром Ирина схватила чемодан – и бежать. А сестра Нюрка женщина хворая, из дому не выходит, все больше лежит. Оттого тетю Полю в Москву-то и вызвали («чтобы Нюрка, пока Ирина в санаторию уехала, без присмотру, значит, не оставалась»). С утра тетя Поля завтрак готовила, сестру кормила, мыла посуду, а потом Нюрка и говорит: «Сходила бы ты, Поля, в прачечную, белье забрать. Ирина-то не успела». Объяснила, где прачечная находится, дала квитанцию, тетя Поля и пошла. Получила сверток с бельем, назад отправилась, а в какой подъезд заходить – понять не может. Двери тоже одна на другую похожие. Где-то тут дом, рядом, но какой? Был у тети Поли адрес на бумажке написан, да оставила она его дома в кошельке.
– Хорошо хоть вас, касатики, встретила, – закончила свой рассказ тетя Поля.
– Чего же хорошего? – мрачно проговорил Виталька.
Я видел, ему новее не улыбалось разыскивать Нюркину квартиру. У Тани тоже вид был весьма кислый.
– Знаете, тетя Поля, – сказала она, – мы вам, конечно, рады помочь, но…
– Вот и хорошо, милые, вот и правильно, – весело заговорила тетя Поля.
Это было смешно. Это было ужасно смешно. Старушка нас не понимала. Она гнула свое и никак не могла догадаться, что нам некогда разговоры разговаривать, а нужно скорее бежать: Третьяковка-то рядом.
Я представил, как через минуту мы понесемся прочь, а тетя Поля будет смотреть нам вслед и кричать: «Стойте, милые! Стойте! Куда же вы, касатики?» А касатики будто и не слышат ничего, бегут себе дальше и дальше.
Четко я это так представил, и голос ее словно бы издалека услышал – уже тихий, замирающий голос.
И тогда я сказал, совсем не то сказал, что хотел.
– Не бойтесь, теть Поля, – сказал, – мы вам Нюрку отыщем. Все дома обойдем, а отыщем.
– Ты что?! – подскочил Виталька. – Соображаешь, что говоришь?
И Таня стрельнула в меня зелеными глазами и отвернулась.
А я, словно не заметив ничего этого, проговорил:
– Непременно найдем. Он, – я показал на Витальку, – ведь так сразу и сказал: «В один миг найдем».
– Шустрый парнишка, – одобрительно посмотрела на Витальку тетя Поля. – Я вам еще во? что скажу. Ручка там на двери была медная, блестящая такая. Сама дверь затворяла, потому помню. А больше ничего не припомнила, видать, стара стала.
«Шустрому парнишке» отступать теперь было некуда, и он сказал:
– А лифт там был, не помните?
– Чего?
– Я говорю, пешком вы к сестре поднимались или как?
Виталька выяснил еще кое-какие подробности, и мы пустились а поиски. Все наше внимание было теперь приковано к дверной ручке – медной и блестящей.
Мы разделили между собой подъезды и бросились осматривать ручки по этажам.
Сколько их было, ручек! Темные и блестящие, большие и маленькие, круглые – скобкой и торчащие – рычажком, как н нагонах. Но медной среди них но было.
Вскоре мы освободили Таню от беготни по этажам.
– И то верно, – закивала головой тетя Поля. – Пусть барышня отдыхает, небось замаялась.
– Будто мы не замаялись, – ворчал Виталька, когда мы отошли подальше.
И снова подъезды, этажи, двери… И снова ручки, ручки, ручки без конца.
– Давай бросим эту затею, – предлагал Виталька.
Но мною овладело какое-то непонятное упрямство. Я уже был готов искать проклятую ручку день и ночь.
– Сам говорил, найдем в один миг, – отвечал я Витальке, – а теперь в кусты?
И Таня тоже, улучив момент, шепнула мне:
– Ну хватит, Эдька, слышишь? Надоело.
