башмаки весело цокали по камням мостовой, из кармана штанов свисал край огромного носового платка — особый шик моды.
Мужчина, шедший посредине, предпочитал темные неброские тона. Серая суконная рубаха, сверху коричневый кафтан без рукавов, скромные темные штаны, а на них… позвольте, да на них краска! Да-да, яркое масляное пятно, посаженное кистью маляра… или художника? «Пожалуй, художника, — решил бы проницательный человек, заглянувший в глаза неаккуратного прохожего. — Трудно представить, как мужчина с такими глазами отрешенно и сосредоточенно красит стену дома».
Третий, самый молодой, выглядел аккуратно и скромно, как и подобает человеку среднего достатка. Его одежда словно только что вышла из-под заботливой женской руки.
Друзья миновали узкую улочку и вышли на набережную канала, покрытую гладкими деревянными брусьями. Добрый город Харлем строился и хорошел: жизнь кипела повсюду, куда ни кинешь взгляд. Мимо то и дело с грохотом проносились повозки, нагруженные разным товаром, изредка проезжали нарядные легкие двуколки и франтоватые всадники на красивых лошадях. «Поберегись!» — кричали кучера, и друзья поспешно отскакивали с мостовой на узенькие тротуары. Недавно муниципалитет принял решение разделить улицу на две части: одну — для прохожих, другую — для экипажей, всадников и торговых повозок. Проезжую часть выкладывали гладкими камнями, подгоняли их так плотно и ровно, как только могли. Экипажи и повозки катили по такой дороге почти без тряски, и это было восхитительным ощущением. Правда, горожане все еще предпочитали верховую езду наемным двуколкам, но отцы города смотрели в будущее. Самой большой проблемой движения оставались мосты. Крутой подъем и не менее крутой спуск требовали от возниц и лошадей огромного напряжения сил. Недавно один умелец придумал ловкий трюк: посадил повозку на полозья, смазанные жиром. Такие сани легко преодолевали подъем, зато спуск превращался в сплошной кошмар. Сани летели вниз, калеча лошадей и опрокидывая груз. Однако умелец не растерялся и придумал еще один фокус — деревянный «башмак», который опускался под полозья на спуске и тормозил движение. Конечно, все это требовало от кучеров терпения, сноровки и умения, но голландцы такой народ, которому подобных качеств не занимать!
Друзья остановились у моста, наблюдая за кучером на новых санях. Было видно, что тот знаток своего дела. Как только лошади преодолели подъем, кучер соскочил со своего места и побежал рядом с санями, заглядывая под уклон. В нужный момент он ловко стукнул по боку саней, опуская деревянный «башмак». Сани дернулись, но не остановились, лишь замедлили ход. Как только повозка съехала на гладкую мостовую, кучер снова ударил сани в бок, и «башмак» поднялся на свое место. Кучер как ни в чем ни бывало прыгнул на свое место и подхватил вожжи. Прохожие, с интересом наблюдавшие за его действиями, дружно зааплодировали. Возница приподнял шляпу и вежливо раскланялся. Он заслужил эти аплодисменты, ведь сани не только не перевернулись, но даже ни разу не остановились!
— Здорово! — воскликнул весельчак Виллем, когда сани скрылись из виду. — Настоящий мастер, а, Франс? Впрочем, ты с сегодняшнего дня тоже мастер, и мы должны это отметить, или пускай меня больше не пустят ни в один кабак!
Невысокий мужчина в серой суконной рубахе согласно кивнул:
— Конечно! Выбирай место, Виллем, я угощаю! Сейчас отведем Дирка домой и отправимся кутить!
Молодой красавчик вздрогнул и испуганно посмотрел на Франса.
— Меня домой? Почему? Ты же обещал взять меня с собой!
— Ты еще маленький, чтобы ходить по кабакам, — назидательно заметил Франс. В его темных глазах плясали веселые чертики, но огорченный Дирк их не заметил.
— Ну конечно! Я всего на семь лет младше тебя!
— Зато выглядишь как настоящий голландец в отличие от этого черномазого урода! — утешил его весельчак Виллем. — Не слушай Франса, он тебе завидует! Даже трудно поверить, что вы родные братья. Признавайся, Франс, видно, какой-то цыган прятался у твоей мамаши на чердаке за девять месяцев до твоего рождения!
Друзья снова расхохотались, и Дирк с облегчением перевел дух. Франс пошутил, никто не собирается отправлять его домой. Дирк обожал и боялся старшего брата, ходил за ним по пятам, как привязанный. «Хвостик-Дирк», — так прозвал его отец, наблюдая за обоими сыновьями.
— Мать мне голову оторвет, если ты явишься домой пьяный, — сказал Франс.
— А я переночую у тебя, — робко возразил Дирк. — Твоя жена позволит мне остаться?
Франс легонько щелкнул брата по носу.
— Главное, чтобы я тебе это позволил! Не забывай, кто в доме хозяин!
Весельчак Виллем подтолкнул Франса в бок.
— Ишь, как ты заговорил, став мастером! Подожди, мой друг, тебе еще нужно продать свою первую картину! Вот тогда и посмотрим, какой ты художник!
Франс свел брови. В самом деле, с чего он так возрадовался? Кончились нелегкие годы ученичества, но впереди трудные годы на пути к признанию.
Тяжела дорога, ведущая к успеху, не многим дано пройти ее до конца. Франс Хальс учился у известнейшего художника Харлема Кареля ван Мандера. Попасть к такому учителю — большая удача. Голландцы говорят: «Выбирая учителя, ты выбираешь свою судьбу». Франсу повезло: учитель не только передал ему свои знания, но помог выучиться грамоте, приохотил к чтению книг и долгим размышлениям над прочитанным. Когда ученичество наконец закончилось, ван Мандер, следуя традиции, позволил Франсу дописывать свои картины и стал делить с ним деньги, полученные от продажи. Картины учителя продавались хорошо, Франс смог жениться и содержать семью на свою часть заработка. И вот сейчас, спустя семь лет, он выдержал последний экзамен перед строгими судьями: отвечал на вопросы и выполнял практические задания. Оценка единогласная: отныне Франс Хальс равноправный член гильдии живописцев и имеет право продавать свои собственные работы!
Лестно, конечно. Только не стоит забывать, что имя Кареля ван Мандера известно всей Голландии, а имя новоиспеченного мастера — горстке его друзей. Будут ли картины Франса Хальса продаваться так же хорошо, как картины его учителя? Это вопрос.
— Не бойся, — негромко сказал весельчак Виллем, уловив невеселые мысли друга. — Ты художник Божьей милостью, Франс, и добьешься успеха. А если нет, пусть меня больше не пустят ни в один кабак!
Франс с признательностью взглянул на него. Добрый старина Виллем Бейтевег, совершенно лишенный зависти! Редкое качество для профессионального художника! Положение любимчика учителя имеет свою оборотную сторону, и Франсу приходилось постоянно сталкиваться с неприязнью других учеников. Иногда, придя в мастерскую, Франс обнаруживал, что его рабочий холст изрезан или размалеван цветными полосами. Или, наоборот, почти готовая картина размыта водой, которую кто-то неловко выплеснул из чашки на станок. Множество раз его кисти оказывались вымазанными в птичьем помете, который трудно и противно отмывать, а краски на мольберте смешаны в одно неаппетитное месиво. Товарищи невинно смотрели ему в глаза, и Франс понимал: если он хочет добиться успеха, то должен пройти через все. Поэтому он менял изрезанный холст, тщательно отмывал измазанные кисти и молча сносил упреки учителя за испорченную картину. Франс рано усвоил главную добродетель художника: терпение, терпение и снова терпение. Он привык к молчаливой недоброжелательности собратьев и очень удивился, когда старина Виллем, увидев его картину, воскликнул: «Виват, Карель! Ты нашел золотоносную жилу!» А увидев картину Дирка, только молча и весело похлопал его по плечу. Дирк не обиделся: он прекрасно понимал, что талант художника в их семье достался Франсу. Он увязался за братом скорей по привычке, чем из любви к искусству.
Отец не одобрял выбора сыновей. Не потому, что считал ремесло живописца хуже любого другого, нет. Просто не понимал, как можно рассчитывать на фортуну в таком серьезном деле, как заработок?!
— Мы, суконщики, можем заработать до четырехсот гульденов в год, — говорил Михель Хальс. — Заработок верный, только знай себе трудись! А сколько зарабатывают живописцы?
— Учитель получает шестьсот гульденов за одну картину, — возражал Франс.
Дирк молчаливо кивал, поддерживая брата.
— И это средняя цена! За большое полотно, заказанное магистратом, он запросил одну тысячу двести гульденов и получил их!
