нибудь навороченного мальчика? Тогда ты и вправду дурочка, но я в это не верю… — Антон говорил и чувствовал, как рыдания становятся тише, а всхлипывания реже. Лена начала его слушать, это хорошо. — Ты сама по себе сокровище, и очень жаль, что мальчик этого не понял, — продолжал Антон. — Или понял, но у него не хватило смелости, чтобы тебя отстоять. В любом случае ему можно только посочувствовать. Это не ты, это он потерял свой шанс.
Лена оторвалась от его свитера и подняла заплаканное несчастное лицо.
— Ты правда так думаешь?
— Да, — твердо ответил Антон. — Не смей себя недооценивать, не повторяй моих ошибок. Ты можешь добиться всего, чего захочешь, и никакой Валерик тебе для этого не нужен.
Лена вытерла слезы, не отрывая от Антона взгляда, а потом вдруг взяла и поцеловала его в щеку. Антон вздрогнул и невольно дотронулся до щеки, где остался след поцелуя.
— У тебя кто-нибудь есть? — спросила Лена.
— Нет.
— Так не бывает.
Антон вспомнил двух ведьм, ждущих за чертой круга, и тихо ответил:
— Иногда бывает. Я совершенно один.
Лена обхватила его лицо руками. Ее глаза мерцали теплым приглушенным светом.
— Ты не один. И я не одна, правда?
Ее губы потянулись к его губам. Антон позволил себя поцеловать, ничего не ожидая от этого поцелуя. В конце концов, он столько раз оказывался в полном ауте!.. Но в этот раз все было иначе. Поцелуй разбудил нежность, дремавшую глубоко в душе, и она начала медленно подниматься наружу. Лена сделала робкое движение, словно хотела отстраниться, но Антон придержал ее теплый затылок. Он снова почувствовал, как пахнут ее рассыпавшиеся волосы, и на секунду уткнулся в них носом. А потом обхватил ладонями горячие щеки и поцеловал ее настоящим, взрослым поцелуем.
Лена замерла. Впервые в жизни ее так поцеловали, и это было жутко и одновременно приятно. Она никогда не испытывала ничего подобного, даже не знала, что так бывает: когда хочется одновременно убежать от человека и никогда от него не уходить. Укрепления, возведенные разумом, сложились, как стены карточного домика. Губы Антона становились настойчивей, руки нежно и смело исследовали ее тело. Лена не пыталась освободиться, наоборот — позволяла Антону идти вперед со странной радостной готовностью. Она перестала понимать, что происходит, и в то же время знала, что поступает правильно.
Антон чувствовал вкус соленых от слез губ и упивался этим забытым ощущением. Впервые за долгие годы он ушел под воду с головой, и она не вытолкнула его на поверхность, как безжалостное Мертвое море. Теплая пучина приняла его так бережно, словно давно ожидала этого мига. Антон погружался все глубже и радовался этому как сумасшедший. Неужели он, наконец, вырвался на волю? Действительно вырвался, а не придумал такую игру? Неужели прошлое согласилось отпустить?
Внезапно перед закрытыми глазами полыхнула молния, и Антон увидел себя за пределами мелового круга. И в тот же миг холодная призрачная рука проткнула его насквозь и сжала сердце. Бледное лицо Лизы оказалось прямо перед ним, зубы блеснули в жестокой усмешке.
— Куда собрался? — спросила она голосом Веры и с силой втолкнула его за меловую черту. Антон влетел в круг, очерченный неизвестной рукой, и упал. Лиза стояла перед ним, глаза ее сверкали. — Ты никуда не пойдешь!
Антон огляделся. Веры больше не было, но Лиза стерегла его за двоих. Антон понял: ведьмы врали, когда пытались выманить его наружу. На самом деле им было нужно совсем другое: чтобы Антон навсегда остался внутри мелового круга, в стороне от настоящей жизни! Эйфория начала улетучиваться, словно воздух из проткнутого шарика. Антон с отчаянием попытался удержать высокое напряжение души. Ничего не вышло. Накатило привычное бессилие, и он отпустил Лену.
Она ничего не поняла и попыталась снова его обнять, но Антон встал с дивана и отошел к окну. Поправил свитер, избегая смотреть в глаза девушке, оставшейся за меловой чертой, и сказал:
— Уходи.
Лена вздохнула.
— Что ты делаешь?
Ее голос звучал очень тихо, но Антону показалось, что под ухом выстрелила пушка. Он вздрогнул и монотонно повторил:
— Уходи. — Подумал и добавил: — Пожалуйста.
— Что ты делаешь?! — закричала Лена.
Антон зажал уши. Если бы он мог ей что-то объяснить… Если бы он сам понимал, что происходит!
Лена вскочила и бросилась к выходу. Громко хлопнула дверь. Антон остался один. Он закрыл глаза ладонями и увидел довольную усмешку на лице бледной ведьмы.
— Что тебе нужно, сука?! — закричал Антон. — Когда ты оставишь меня в покое?!
Тишина.
Антон застучал кулаками по стене, выкрикивая в пустоту ругательства. Не помогло. Тогда он достал из холодильника бутылку виски, открутил пробку и сделал огромный глоток из горлышка. Едкая жидкость обожгла пищевод, облила подбородок и закапала свитер. Антон ничего не заметил. Он с глухими рыданиями давился огненной водой, насильно глуша свою боль, и все равно не мог от нее избавиться. Остаток вечера утонул в пьяном безумии.
Харлем, апрель 1636 года
Новые голландцы
— А я говорю, ты напишешь их портреты! — Бургомистр Харлема Николас ван дер Мер даже голос повысил, чего раньше за ним никогда не водилось. Отдышался, промокнул платком вспотевший лоб и брюзгливо заметил: — Ты, Франс, даже святого выведешь из себя! — Бывший стрелок упрямо молчал, и бывший полковник ван дер Мер взял дружеский тон: — Объясни мне, Франс, почему ты отказываешься? Это уважаемые люди, они щедро жертвуют деньги на городские нужды. Ну да, у них есть свои маленькие капризы… — Бургомистр покосился на Франса, на лице которого бродила мрачная ухмылка, и внезапно вспылил: — В конце концов, это их деньги, Франс! Пускай делают с ними, что хотят, хоть утопятся в своих винных фонтанах!
— Пусть, — согласился Франс, пожимая плечами. — Разве я против?
Бургомистр обрадовался:
— Значит, договорились? Я теперь могу сказать, что дело улажено?
— Я не буду писать их портреты.
Бургомистр воздел к небу пухлые руки:
— Почему, ради всего святого?!
— Они мне не нравятся.
Господин ван дер Мер тихо застонал. Сел на стул и начал все сначала.
— Пойми, ты не имеешь права отказываться от работы! Ты приносил цеховую клятву, Франс! Сам знаешь, если кабатчик откажется обслуживать посетителя, городские власти обязаны закрыть его заведение. А что мне делать с тобой? Отобрать кисти и краски? Посадить в тюрьму? Ответь, Франс, что я должен сделать, чтобы ты согласился выполнить свою работу?
Франс скривил губы.
— Почему они хотят, чтобы их мерзкие рожи рисовал именно я? В городе полно других художников.
— Ты самый лучший… — начал бывший полковник.
Франс перебил своего начальника:
— Да, и еще мне платят самые большие гонорары. Вы же не думаете, что денежный мешок по имени Хейтхейсен способен отличить детскую мазню от настоящей картины? Или что подобный фокус способен совершить кабан в парике по имени Фортхаут? Они хотят, чтобы их рожи рисовал Франс Хальс только