растерянные загорелые лица в фуражках. Шамиль решил обойти преграду через плешивый скверик, где в окружении кустов шиповника на закатном солнце сверкал старый мраморный памятник какому-то закованному в кандалы революционеру. У памятника собрались мужчины неопределенного возраста, многие с выпиравшими животиками.
Было и несколько стариков, державшихся поодаль, и довольно много молодых людей, которые беспрерывно ходили взад-вперед с вопросительными выражениями лиц, как будто что-то друг у друга беспрестанно выспрашивая. Двое мужчин с животиками держали напоказ большой писаный маслом портрет имама Шамиля в белой черкеске и с красной бородой.
– Те люди, которые хотят разделить Россию и Кавказ, сеют панику! – кричал, размахивая руками, какой-то белобрысый человек. – Это все из-за новых сил, которые пришли к власти в Москве. Но мы должны сохранять дружбу!
– Кто этот Вал строит? Почему мы ничего не знаем? – сыпались вопросы.
– К сожалению, у меня нет никакой информации, российские войска выведены из Ботлиха и Каспийска, но это, может быть, просто маневр.
– Все потому, что мы, дети Дагестана, отреклись от своего имама! – громко захрипел другой человек, выделявшийся на фоне остальных мужчин громадной головой. – Почему-то мы не усвоили уроки, которые он нам дал. Ни одного памятника Шамилю в Дагестане!
Квадратноголовый задрал указательный палец, выкатил глаза и огляделся вокруг:
– Ни одного!
– Идолопоклонство! – донеслось из толпы. – Хадисы это запрещают!
– Какие хадисы запрещают? – еще раз вытаращился крупноголовый. – Это все выдумки! Хапурчапур!
– Хадисы здесь ни при чем! – снова донеслось из толпы, сгрудившейся около памятника.
Из-за посеревших от сумерек спин выбрался седой мужчина с тяжелой челюстью и затараторил, задыхаясь:
– Этот ваш имам Шамиль целые села живьем сжигал из-за того, что ему не подчинялись! Стариков не жалел, всех казнил без разбора, женщин даже, если по шариату жить не хотели! Его потом свои же горцы русским сдали, потому что он народ измучил! Этот имам похуже всех вахов будет! Зачем вы с портретом вышли, народ собираете? Тем более когда такие слухи…
Вокруг зашикали. Несколько человек, стоявших у портрета, направились к говорившему.
– Вот! Вот из-за таких, как он, имам умер на чужой земле! – восклицал квадратноголовый, тыча пальцем в седого с челюстью. Произошло общее движение, мужчина с животиком закричал:
– Имам Шамиль – не вах, он – тарикатский шейх и полководец, он дружил с Кунта-Хаджи! При нем все в Дагестане были грамотные, у многих высшее образование, это все имам, все имам сделал! Он сплотил народ. В Азербайджане был же памятник ему?
– Снесли его азеры, снесли! – хрипло и сокрушенно воскликнул крупноголовый. – Закатальский, Белоканский, Кахский районы Азербайджана – это наши вековые аварские районы, там наших собратьев превращают в азербайджанцев. Передачи, газеты – только на азербайджанском, на всех постах – одни азербайджанцы. А при имаме Шамиле аварцы были вместе, как этот кулак, бывает же…
– Не были едины! – снова закричал седой с челюстью, показавшись с совершенно другой стороны и сильно оттиснутый от памятника. – Свои же аварцы его сдали!
– Хватит! Хватит! – повторял белобрысый, вертясь во все стороны.
Шамиль прошел дальше и вскоре оказался у стадиона. Поплутав немного вокруг, он юркнул в неприметную дверцу в саманной стене и спустился по лестнице в подвал. В тренажерном зальчике было душно, слышался беззаботный смех. Посреди спортивных снарядов боролись двое. Нариман стоял спиной к выходу в красных шортах, растирая голый торс белой тряпкой и громко комментируя борьбу. Увидев Шамиля, все трое отвлеклись от своих занятий и стали весело здороваться.
– Ле, Шамиль, у тебя сколько бицуха наросла? – допытывался маленький Арсен, озабоченно глядя на рукава шамилевской футболки.
– Сантиметр!
– Давай померим! – воодушевился Арсен, подскакивая ближе.
– Оставь, да, не хочу сейчас мерить, – отмахнулся Шамиль и присел на кожаную кушетку. – Что сегодня отрабатывали?
– Чуть-чуть пресс покачали, – ответил Нариман, – и все. Ты че сегодня на микс-файт не пришел?
– Сегодня такой базар, я не успел…
– Сегодня Нариман Карима на микс-файте грамотно рихтанул! – начал взахлеб Арсен. – На пятибаллку кинул! Смотри, смотри! Гаджик, иди сюда, давай покажем!
Он махнул Гаджику, уже разлегшемуся под штангами.
Гаджик вскочил, и они снова сцепились в поединке.
– Тяж-Мага, есть же! Отвечаю, Арсенчик, ты – как Тяж-Мага! – радовался Нариман, глядя на их возню.
– А куда все ушли? – спросил Шамиль, оглядывая зальчик.
– Тут рядом магазин подорвали. Пошли смотреть.
– Тот, где водка продавалась?
– Да, «У Салмана», есть же. Ты будешь заниматься?
Шамиль почесал голову.
– Я сменку не взял.
– Да нету никого, раздевайся.
– Смотри! Видел, как я ногой сделал? – закричал маленький Арсен, елозя по полу коленями и крепко обхватив соперника.
– Ле, индеец, неправильно делаешь! – крикнул Нариман Арсену и ввязался третьим.
Шамиль стащил с себя футболку и пошел к комбинированному станку…
9
Глядя на беленый потолок спортивного подвала, Шамиль вдруг вспомнил одно странное происшествие, случившееся несколько лет назад. Сейчас он уж не был уверен, где катамараны с туристами скрылись из виду – в устье ли Ансадирил-Тлар, за поворотом бурной Гакко, порожистого Джурмута, в шиверах и сливах Мотмоты или в «черных дырах» Килы? Но точно в одном из притоков пенящейся Андийки. Туристы унеслись в своих четверках, махая веслами, а Шамиль и его приятель Арип, живущий теперь в Москве, зашагали вдоль русла реки.
Травянистые берега мчались вслед за убегающей койсу{Буквально – «овечья вода» (
Кустарники вечнозеленого рододендрона нашептывали о субтропическом прошлом Кавказского острова, окруженного древним морем, о возвышении земной поверхности и резкой смене климата, о грандиозном рождении гор, в чьих складках укрылись народы-крохи, такие же реликты и эндемики, как окружающая их флора.
Кем были люди, населявшие эти горы десять, сто, пятьсот тысяч лет назад? Кто обитал в прибрежном Великенте, лепил керамику на Чохской стоянке, охотился на безоаровых коз и чертил наскальные календари? Пахучие лекарственные травы, пустившие корни вдоль крутой осыпи, дразнили их ноздри странными запахами, горькими и сладкими одновременно. Горизонт прятался за полукруглыми дугами гор, повторяя женственные изгибы.
Арип остановился у дырявой восьмиэтажной сигнальной башни, возвышавшейся над руслом исступленной реки, и махнул Шамилю рукой:
– Если есть одна башня, значит, рядом – следующая.
Шамиль подобрался к нему, топча кроссовками жесткие стебли зацветшего цикория, закинул голову кверху. На скальной вершине ближайшей горы вырисовывались силуэты строений из дикого камня.
– Там что за село? – осведомился Шамиль у Арипа, указывая на вершину.
