Перед заходом солнца

Эгмонт. У тебя фантазия, поистине достойная Данте.[40] Мой совет тебе – не преувеличивай.

Паула Клотильда. А ты, Эгмонт, не понимаешь, что говоришь! Нужно взять в оборот старую Петерс. Эта ведьма знает, чего хочет. Ей предлагали целое состояние, лишь бы она убралась отсюда вместе со своей дочкой. Наотрез отказалась. Дочь – ее капитал, и она через нее надеется выручить гораздо больше.

Эгмонт. Паула, ты всюду видишь утонченную хитрость, на которую эти простые люди не способны. Присмотрись к ним поближе. О деньгах я ничего не знаю. Но Инкен такой прямодушный и скромный человек, что за нее я готов ответить головой! Мы с папой и Инкен были втроем в зоологическом саду и чудесно провели там полчаса!..

Паула Клотильда. Возможно, дочь еще не так испорчена. Но у матери Инкен многое на совести.

Беттина. Что ты говоришь? На что ты намекаешь?

Паула Клотильда. Муж старой Петерс умер в следственной тюрьме. Как известно, он покончил с собой. Недавно Ганефельдт ознакомился с материалами судебного следствия. Этого человека – железнодорожного инспектора – обвиняли в поджоге собственного имущества при переезде семьи. Но говорят, что это дело ее рук. Подозрение все больше и больше падает на Петерс. Вероятно, ее присудили бы к каторжным работам, если бы не окочурился единственный свидетель – ее муж.

Эгмонт. Я верю больше Штейницу, чем Ганефельдту. А Штейниц не допускает и мысли о виновности фрау Петерс.

Паула Клотильда. Она марионетка в его руках. Он в этом заинтересован. И хорошо знает, почему это делает. А у нас совсем другие сведения.

Входит Штейниц.

Штейниц. Прошу вас спокойно указать мне на дверь, если я здесь лишний.

Эгмонт. Вы пришли как раз вовремя, доктор. Моя уважаемая невестка только что прошлась по адресу фрау Петерс.

Паула Клотильда. Я говорила только о том, что написано в документах и уже доказано…

Штейниц. Что же написано в документах? Что доказано?

Вольфганг. Паула, не будем касаться таких вопросов.

Эгмонт. Моя невестка считает, что фрау Петерс виновна в поджоге! А муж ее в тюрьме покончил с собой будто бы для того, чтобы спасти жену.

Штейниц. Такими утверждениями в последнее время стали запугивать почтенную фрау Петерс даже посредством анонимных писем, составленных в самых площадных выражениях. Одно из этих писем она мне показала. Я собираю подобные документы человеческой подлости. Кажется, открытка при мне. (Достает открытку из кармана и протягивает ее Пауле Клотильде.) Да вот она, если кому- нибудь интересно.

Паула Клотильда (немного растерявшись, так как открытка написана ею). Мне неинтересно. Почему это может меня интересовать?

Штейниц. Я думал, что открытка вас заинтересует; автор этой недостойной мазни высказывает то же мнение, что и вы.

Паула Клотильда. Как так «мазни»? Кто мог написать эту анонимную открытку?

Штейниц. Не знаю, – ведь она анонимная.

Вольфганг (Штейницу). Надеюсь, вы не хотели этим сказать, что образ мыслей моей жены совпадает с образом мыслей анонимного автора?

Штейниц. Разумеется, нет. Я, конечно, далек от этого.

Паула Клотильда. Подобные вещи просто швыряют в камин. (Пытается это сделать, но открытка падает на пол.)

Штейниц. Я хотел бы, чтобы вы так же поступили с вашим ошибочным мнением о фрау Петерс. А открытку я должен сохранить. (Поднимает ее.) Возможно, она еще пригодится фрау Петерс для защиты.

Паула Клотильда. Пригодится или нет – мне безразлично.

Во время этой сцены профессор Вольфганг Клаузен и Беттина под руку прогуливаются по комнате и оживленно шепчутся. У Беттины на глазах слезы. Вольфганг останавливается и пристально смотрит на Беттину.

Вольфганг. То, что ты говоришь, невозможно.

Беттина. Клянусь Богом, чистая правда, Вольфганг!

Вольфганг. Это было бы расхищением самого дорогого, самого священного, что у нас осталось.

Беттина. Я прошу тебя, Вольфганг, молчи!

Оттилия. Можно узнать, о чем вы говорите?

Беттина. Прошу тебя, не спрашивай. Пусть об этом знаю я одна.

Вольфганг. Оттилия – наша сестра, Беттина. Даже хорошо, чтобы она узнала. Отец взял и отдал этой девушке кольца и драгоценности покойной мамы! Следовало бы завесить портрет матери, если вы переживаете это так же, как я.

Оттилия. О Господи! Мне это так же тяжело, как тебе!

Паула Клотильда (сильно встревоженная тем, что Штейниц подозревает в ней автора анонимной открытки). Вольфганг, пожалуйста, возьми меня под руку. Я с утра плохо себя чувствую. Пожалуй, лучше было бы остаться дома.

Вольфганг (берет жену под руку и водит ее взад и вперед по комнате). Тебе часто помогает рюмка коньяку, Паула. Да, впрочем, я тебе уже говорил: драгоценности нашей матери постепенно переходят к любовнице отца.

Паула Клотильда. Вздор! Это совершенно невозможно! Ты меня не уверишь в этом, Вольфганг! Какой скандал!..

Эгмонт (Оттилии). Ради Бога, не поднимайте шума из-за пустяков! Пусть маленькая Инкен позавтракает с нами, всем хватит!..

Оттилия. Ты слыхал? Теперь я окончательно боюсь за рассудок папы!

Эгмонт. Что еще я должен был слышать?

Оттилия. Отец разбазаривает драгоценности покойной мамы. Эта Инкен уже носит ее кольца, браслеты, брошки… Если я скажу мужу, Эрих будет вне себя. (Быстро уходит искать мужа.)

Вольфганг. Скажите откровенно, доктор, верны ли слухи, будто отец купил на Цугском озере[41] старый замок и поручил берлинскому архитектору реставрировать его?

Штейниц. Я знаю только, что подобные планы у тайного советника были. Он не раз говорил, что хочет на старости лет иметь уединенный уголок.

Эгмонт (обнимает за плечи доктора). Дядя Штейниц, ведь вы не можете одобрить, если отец действительно дарит Инкен наши и мамины фамильные драгоценности? Наверно, и вам это кажется непонятным.

Штейниц. Все это нисколько меня не касается. Вы давно знаете, что я не вмешиваюсь в интимную жизнь семьи Клаузен.

Эгмонт. Тогда нужно завесить портрет мамы. (Подходит к Беттине.) Ты слышала, Беттина, что произошло с мамиными драгоценностями?

Беттина. Ради всего святого, не говори об этом! Я доверилась Вольфгангу, а он, к сожалению, не скрыл от Оттилии.

Эгмонт. Сомнений нет – отец безумный!

Беттина. Эгерт, умоляю тебя, не говори так! Это терзает мне душу. Я не могу выдержать! Только бы Оттилия не сообщила Кламроту. Я не выношу его манеру говорить об отце. Оставь меня, я ненадолго пойду к себе. (Уходит.)

Входят Кламрот и Оттилия.

Кламрот. Это уж слишком! Он еще начал раздавать фамильные драгоценности!

Оттилия. Говорят, от них осталась только половина.

Кламрот. Быть может, еще хуже другие дела, в которые он пускается. Я говорю о бессмысленных