Разве вы имеете право направлять мои шаги, пускать по моему следу ищеек и тайком устанавливать надо мной наблюдение, как над преступником? Или вы воображаете, что я все это стерплю? Что я позволю вам распоряжаться жизнью и смертью вашего отца?
Кламрот. Мы не претендуем на право жизни и смерти, но мы не можем спокойно смотреть…
Беттина. Отец, отец, взгляни на портрет матери!
Клаузен. Не злоупотребляй тем, что свято!
Вольфганг. А я считаю злоупотреблением, когда через этот священный для нас порог приводят дочь человека, покончившего с собой в тюрьме!
Беттина. Папа, у меня разрывается сердце! Подумай о маминых драгоценностях!
Клаузен
Эгмонт. Но, дорогой отец…
Вольфганг. Если так, то в тысячу раз лучше нищета! Лучше уйти с женой и детьми куда глаза глядят, чем терпеть такое обращение!
Кламрот. Да, в тысячу раз лучше уйти и терпеть нужду! Впрочем, у меня найдется достаточно сил, чтобы оградить от нее себя и свою семью. Этим вам не повернуть часовой стрелки назад. Зачем мне тратить силы, служа на тонущем корабле?
Клаузен. Этого и не требуется. Вон, вон! Я лишаю вас всех полномочий. Забирайте свои пожитки! Забирайте свои пожитки! Вон, вон!
Штейниц. Мой дорогой, мой старый уважаемый друг…
Клаузен
Действие четвертое
Штейниц. Очень прошу извинить меня. Я и не подозревал, что вы здесь.
Гейгер. О да, я приехал вчера вечером.
Штейниц. Я только знал, что тайный советник ожидает вас с большим нетерпением.
Гейгер
Штейниц. Разрешите хоть пожать вам руку…
Гейгер. О, рад вас видеть. Вы можете мне сказать, почему я до сих пор не встретил в доме ни Беттины, ни Эгерта, никого из семьи? С Маттиасом я вчера говорил только мимоходом.
Штейниц. Как вы нашли тайного советника?
Гейгер. Я видел его только минуту. Он выглянул из спальни. Мне он показался таким, как всегда.
Штейниц. Тайный советник, правда, немного сдал, но это меня не так беспокоит… у меня есть заботы посерьезнее.
Гейгер
Штейниц. К этому положению вещей уже привыкли.
Гейгер. Неужели правда, что малютка живет здесь в доме?
Штейниц. Да, фрейлейн Петерс действительно уже несколько недель здесь.
Гейгер
Штейниц. Ситуация необычная.
Гейгер
Штейниц. Для нас это тоже необычно. Уже несколько недель в городе только отсюда и черпают темы для сплетен и пересудов.
Гейгер
Штейниц. Тайному советнику нужен союзник: в конце концов, ведь он порвал почти со всем, что до сих пор составляло его жизнь.
Гейгер. С кем же он, например, порвал? Я несведущ как ребенок.
Штейниц. Прежде всего со своими детьми.
Гейгер. Но все же не с Беттиной?
Штейниц. Беттина сама порвала с отцом. Они не видятся, он не говорит о ней.
Гейгер. Понимаю, поведение Беттины объясняется ее тактом. Но почему мой старый друг Клаузен не избежал этого двусмысленного шага, что легко было сделать; зачем напрасно бросать вызов общественному мнению?
Штейниц. Вот это ему и надо было. Он не мог не бросить этого вызова. Тайный советник во всех своих поступках проявляет исключительную решительность.
Гейгер. Зачем он это делает? Какие его планы?
Штейниц. Мне кажется, он хочет показать своему зятю, которого он отстранил от дел, кто хозяин, и, кроме того, до своего ухода на покой собирается объясниться с обществом начистоту.
Гейгер. Бросая перчатку обществу, он хочет иметь во мне союзника? Пожалуй, я для этого неподходящий человек.
Штейниц. Тайный советник недооценивает своих противников: его зять готов на все, а дети, считая себя отверженными, целиком идут на поводу у Кламрота.
Гейгер. Маттиас никогда не доверял Кламроту, это я могу подтвердить. Поэтому он его и отстранил.
Штейниц. Слишком поздно. Ему не удалось вывести этого человека из строя.
Гейгер. Мой друг решил во что бы то ни стало жениться на этой девушке?
Штейниц. Насколько мне известно, это его твердое намерение.
Гейгер. Тогда незачем медлить. Протесты и интриги бессильны перед совершившимся фактом.
Штейниц. Учтите, противники еще не решились на последний ход.
Гейгер. Какой же это ход?
Штейниц. Я не знаю. То, о чем шепчут, просто страшно вымолвить.
Гейгер. Все-таки было бы хорошо, если бы вы осведомили меня.
Штейниц. По непроверенным слухам, над ним собираются учредить опеку,[47] чтобы этим обезвредить его.
Гейгер. Но слухи – это только слухи! Наверно, вы и сами серьезно не верите в такую бессмыслицу?
Штейниц. И верю и не верю. Во всяком случае, такая попытка может быть сделана.
Гейгер. Мой друг Маттиас под опекой! Да он так же здоров и вменяем, как мы с вами. Нет, для этого нужно привести основания.
Штейниц. Где нет оснований, могут быть утверждения.
Гейгер. Ради Бога, что же утверждают?
Штейниц. По шаблону: когда дело идет о семидесятилетнем, помогают предвзятые суждения, например об ослаблении умственных способностей, как следствии преклонного возраста, и тому подобное.
Гейгер. Ну, тут уж Маттиас им покажет! Значит, если пожилой человек решил еще раз жениться и это невыгодно наследникам, его просто объявляют слабоумным? В таком случае будь проклято состояние, которое наживаешь для детей!
Штейниц. Тут дело не только в женитьбе. Он ездил с девушкой в Швейцарию и приобрел там в Арте, возле Гольдау, поместье.
Гейгер. Черт побери, пусть бы он сразу там и остался!
Штейниц. Кое-что другое еще больше портит им кровь. Тайный советник – коллекционер картин; около двух дюжин лучших полотен голландской школы,[48] которые по каким-то причинам он не хотел показывать, – они стояли нераспакованными в подвале, – недавно он отправил в