Фрау Петерс. Едва ли я стала бы говорить об этом, даже если бы Инкен мне и рассказала. Но, клянусь, мне ничего не известно.
Пастор. Слава Богу! Теперь я спокоен и хочу в заключение дать вам совет: повлияйте на Инкен, пусть она никогда не принимает таких подарков. При нынешнем душевном состоянии тайного советника это было бы непростительной ошибкой.
Пастор. Будьте здоровы, фрау Петерс, меня зовут колокола: младенца несут в церковь.
Эбиш. Чего хотел от тебя пастор Иммоос, Анна?
Фрау Петерс. Чего он хотел? Он, верно, и сам этого не знает.
Эбиш. Ах, черт, вот и управляющий!
Ганефельдт. Я проезжал мимо и задержал на минуту автомобиль. Добрый день, милый Эбиш. Что нового? Только один вопрос: вы получили мое письмо?
Эбиш. Да, получил.
Ганефельдт. Тут нет ничего спешного, но как вы к этому относитесь?
Эбиш. Господин управляющий, я предпочел бы остаться здесь.
Ганефельдт. Ах так! Вас не прельщает больший оклад?
Эбиш. Я привык к этому месту, и мы сводим концы с концами.
Ганефельдт. А вот и ваша сестра. – Доброе утро, фрау Петерс. – Вот что, дорогой мой, ваше решение мне теперь ясно.
Эбиш. Отчего же нет, господин управляющий.
Ганефельдт. Во-первых, вопрос: знаете ли вы о моем предложении перевести вашего брата?
Фрау Петерс. Я узнала об этом только четверть часа тому назад.
Ганефельдт. Присядьте. Поговорим.
Фрау Петерс. У нас поспели прекрасные ренклоды и персики, господин управляющий.
Ганефельдт. Благодарю, благодарю. Мне сейчас ничего не надо. У меня мало времени, а нам каждую минуту могут помешать. Дело это не терпит огласки.
Фрау Петерс. Вы меня пугаете, господин управляющий.
Ганефельдт. Для этого у вас нет никаких оснований, фрау Петерс, пока еще дело поправимо. Вы догадываетесь, вероятно, с чем связана моя миссия?
Фрау Петерс. Нет, не догадываюсь.
Ганефельдт. Я встретил вашу Инкен в городе. Видел ее, проезжая в автомобиле. И это одна из причин моего приезда к вам. Хотя то, о чем мы будем говорить, и касается вашей дочери, лучше, чтобы ее при этом не было.
Фрау Петерс. Но ведь вы знаете, Инкен такая самостоятельная.
Ганефельдт. Именно поэтому долг матери иногда действовать через голову дочери, если это нужно для ее же блага. Скажите, отчего умер ваш муж?
Фрау Петерс. Он умер в тюрьме, наложил на себя руки. После этого начинаешь бояться всяких переездов. Его переводили на службу в другое место, и в фургоне с нашим имуществом вспыхнул пожар. Сказали, будто мой муж сам поджег фургон, чтобы получить страховую премию. Это была подлая ложь!
Ганефельдт. Простите, я не хотел бередить вашу рану. Теперь я вспоминаю, только сразу как-то не пришло в голову.
Фрау Петерс. Ничего. Я сама при каждом удобном случае всем говорю об этом. Наша совесть чиста! Стыд и позор падает на убийц в судейских мантиях.
Ганефельдт. Судьи тоже люди, и они могут ошибаться. Разрешите спросить: вы тоже против перевода вашего брата на лучшее место?
Фрау Петерс. Да, против. Тогда нам пришлось бы расстаться с ним. Мы с Инкен скорее всего остались бы здесь.
Ганефельдт. Здесь? Вы имеете в виду этот дом?
Фрау Петерс. Конечно, нет. Но где-нибудь поблизости…
Ганефельдт. А вы с дочерью не покинете нашу местность, даже если вам предложат крупную сумму?
Фрау Петерс. Что я обещаю, то выполняю.
Ганефельдт. Итак, еще раз: будете ли вы упорствовать и останетесь ли в этой местности, если за ваше исчезновение с Инкен будет предложена сумма в сорок тысяч марок?
Фрау Петерс. Что все это значит, господин советник юстиции?
Ганефельдт. Выслушайте меня.
Фрау Петерс. Так вот до чего дошло! Хотят избавиться от Инкен? Бог свидетель: тайный советник может этого добиться и дешевле.
Ганефельдт
Фрау Петерс. Вы хотите сказать, что он об этом ничего не хочет знать! Он прячется, подсылает других, как это всегда делается у больших господ.
Ганефельдт. Тайный советник ровно ничего не знает об этом деле и, добавлю, ничего не должен знать.
Фрау Петерс. Тайному советнику достаточно прекратить свои посещения. Он должен настолько знать мою Инкен, чтобы понимать, что она не станет бегать за ним.
Ганефельдт. Вы, как мать, не должны так относиться к этому делу. Повторяю в третий раз: тайный советник об этом ничего не знает.
Фрау Петерс. Откуда же деньги, если не от него?
Ганефельдт. Вы обещаете мне, что нерушимо сохраните тайну?
Фрау Петерс. Не трубят же на всех перекрестках, когда получают пинок ногой.
Ганефельдт. Деньги дают некоторые члены семьи Клаузен. В случае необходимости они готовы на все. Они хотят покончить с этой историей раз и навсегда.
Фрау Петерс. С какой историей?
Ганефельдт. Нет никакой истории? Тем лучше для вас. В таком случае Инкен, дай Бог каждому, за одну ночь становится богатой невестой. Вас не принуждают сегодня же сказать да или нет. Но ведь все мы люди, фрау Петерс. Подумайте! Деньги – это деньги, а случай – это случай: он не повторится. Не упускайте его, не будьте слепой!
Фрау Петерс. Если моя дочь об этом узнает, она будет вне себя.
Ганефельдт. Вашей дочери не нужно ничего знать.
Фрау Петерс. Это нельзя скрывать без конца. Если она узнает, то плюнет мне в лицо.
Ганефельдт. Еще раз повторяю: ей совершенно незачем знать об этом.
Фрау Петерс. А как ей объяснить, откуда у меня эти деньги?
Ганефельдт. Вы получили наследство… Договоритесь об этом с вашим братом.
Фрау Петерс. Знаете, что она мне на это скажет: «Мать, ты что, меня в девки записала?»
Ганефельдт. Я не считаю Инкен способной на такие слова.
Фрау Петерс. А я считаю ее способной еще на худшее. Она может и в воду броситься: в вопросах чести она так же щепетильна, как ее отец.
Ганефельдт. Так вот, фрау Петерс, я сказал все. Вы прекрасно знаете, кто такой господин Кламрот. С профессором Вольфгангом Клаузеном я сидел в школе за одной партой; его жене – пальца в рот не клади!.. Нечего таить – над вами собираются черные тучи.
Фрау Петерс. Так это идет не от тайного советника? Они думают, что он расстанется с Инкен?
Ганефельдт. Весь вопрос в том, кто сильнее… А вот и ваша Инкен. До свидания. Действуйте так, как вы найдете нужным.