Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Я сам когда­то там искал
          Любви и правды в Боге,
Но все надежды растерял
          На столбовой дороге.
И этот лишь кизячный дым,
          Что над пустыней снежной зрим,
На мерзлой дорог мне земле,
          Когда я рею на крыле:
Он из исподней вертикаль
          В бессмертную вселенной даль.

НАВМАХИЯ

Всё небо в черных парусах,
На бой несущихся мятежно.
Кипит сраженье в небесах, –
И слезы льются безнадежно.
При Саламине, как Эсхил,
И я сражался с Персом,
Теперь давно я стар и хил
На вечности траверсе.
Теперь сражаться я устал
С Иеговою, как Иаков,
Кремневый притуплён кинжал,
И жду я Смерти знаков.
Но я люблю еще смотреть
В окно на навмахию
И слогом Пиндаровым петь
Огнекипящую стихию.

ЛУННОЕ ВИДЕНИЕ

1

Как смоляное днище корабля,
Всю ночь чернели мрачно небеса.
В гробу лежали спящие поля
И обнаженные во тьме леса.
Я ясновидящим забылся сном,
Как странник у дорожного креста,
И Библии давил мне сердце том,
Как мшистая могильная плита.
Потом серебряные тихо пальцы
В раскрытую ко мне проникли дверь,
Касаясь мягко пыльного зеркальца
И зорко спящих по углам химер.
То лунные сквозь облака лучи
Загадочно влились в мое окно,
И заревом космической свечи
Келейное посеребрили дно.
На палисандровом в углу комоде
Усопших ожили внезапно лики,
Что в рамках бронзовых желтели годы,
Как в византийских храмах мозаики.
Они глядели мне с укором в очи,
Зато, что я так безнадежно жив,
Они ж на миг лишь выплыли из ночи,
Наверно думая, что я счастлив.
И я, ногой захлопнув двери створку,
Чтоб лунный луч не мог их воскрешать,
Заполз в нагретую постели норку
И начал беспокойно засыпать...

2

Но лунное сияние из щелей
Вдруг комнату залило странным светом,
Как будто бы я был средь горных елей,
В краю мечты, уже давно воспетом.
И распахнулась дверь келейки в поле,
Где девственный лежал на ветках снег,
И вдруг вошли, кого давно нет боле,
Кто переплыл уж на забвенья брег.
Трагической они явились группой,
Совсем похожей на «Граждан Калэ»,
Стоящих на безбрежности уступах,
Небытия загадочной скале.
Вот мама в черном платье, как Сивилла
С Сикстинского спустилась потолка,