Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Когда казалось всё могилой
В Хаосе, спящем вечным сном.
Но сон окончился нежданно:
Задвигались вдруг небеса
И закружились неустанно
Вокруг извечного Икса.
Движенье стало вдруг быстрее,
Астральным всё зажглося светом,
Туманности были виднее,
Зажглися звезды и планеты.
Родился я, громадней солнца,
И излучил рои планет,
И в мраке звездные оконца
Таинственный роняли свет.
Как Млечный Путь, как пояс Божий,
В безбрежности мы извивались,
На вечность синюю похожи,
И чем­то сказочным казались.
Но сами не были мы вечны:
Мы догорали, умирали,
Мы были слишком быстротечны,
От излученья застывали.
Настал и мой черед застынуть,
Покрыться водным океаном,
Извергнуть горы и пустыни,
Одеться лесом и туманом.
Чудовища на мне рождались,
Драконы, мамонты и змеи,
Что меж пещерами сражались,
Друг другу разгрызая шеи.
И наконец явились люди,
Что были кровожадней всех:
Они в земном великом чуде
Сознательно свершали грех.
Они всех побороли тварей,
За исключением незримых,
И с гордою царили харей,
Как свергнутые серафимы.
Они воздвигли всюду храмы
И тюрьмы для своих врагов:
Чудовищные в храмах Брамы
Из жертв несчетных пили кровь.
Непознаваемые тайны
Они, как дети, познавали,
Всё глубже, всё необычайней
Их становилися печали.
Как муравьи, они плодились,
Как тучи жадной саранчи,
И всё свирепей становились
Их ненасытные мечи.
И надоело то Иксу,
Вращающему карусели,
И взял Он звездную косу
И размахнулся словно в хмеле...
Два мира сдвинулись с оси,
Столкнулись с гулом, запылали
Кострами где­то в небеси,
И на пылиночки распались.
Ввалились горы, океаны
На той жаровне испарились,
Леса сгорели, истуканы
По стилобатам покатились...
А люди, ряд степных стогов,
В одно мгновенье стали пеплом:
Не стало всех земных богов
С гордыней суетной, нелепой.
И оба мира, как осколки,
Атомною распались пылью,
Они погибнувшие пчелки,
Исчезнувшие под ковыльем.
Я сам пыльца такая в мире,
Скитавшаяся бездну лет,
На мне покоились кумиры,
Которых и следа уж нет...
Не забывай же о болиде,
Товарище своем в степи:
Он мученик в исподнем виде,
Он светоч мертвый на цепи.
Он атом первородный в мире,
По воле павший Божества,
Но и твоя исчезнет лира,
Останется ковыль­трава.
И, может быть, она, на ветре
Клонимая, важней всего:
Она всех родственней Деметре,
В ее зыбленьи Божество.
Всего важней, мой друг, детали,
Они прекрасны и нежны,
В них меньше мировой печали,
Они приемлемы, ясны.
И ты деталь такая в мире,
И я люблю тебя, как пыль.
Бряцай же на незримой лире,
Зыбись пред Богом, как ковыль!