Осанки гордой не могла могилаСмирить на все грядущие века.На спящую она взглянула дочкуС неизъяснимой нежностью святых:Так смотрят на светящуюся точкуНа берегу, пока оркан не стих.За ней с лицом хорунжего отецВ енотовой стоит согнувшись шубе,Совсем еще по виду молодец,Но синие его трясутся губы.На сына он в студенческой тужуркеС измученным тоской глядит лицом,Которого пытали будто турки,Таким он кажется мне мертвецом.Бок о бок с ним в прогнившем рединготеСтоит учитель с головой Сократа,В неразрешенной мысленной работеГлядящий на умученного брата.Лицо его полно казалось мукиИ нерешенным жизненный вопрос,И рядом с ним стоял, сжимая руки,Прекрасный Леонардовский Христос.Я заглянул в лицо Ему с восторгом,Но ужаснулся: Он, как бедный брат,Устал от странствования по моргам,И угнетал Его второй возврат.Они стояли предо мною молча,И я боялся мертвых вопрошать,Не видя исцеления от желчи:Потустороннего на них печать.3Но вдруг последний в легоньком люстрине,Худой и хрупкий, с мощною копнойВолос над нежной, женственной личиной,Единственный как будто бы живой,Сказал: – Ну, что же ты, товарищ Толя,Двойник мой старый, не откроешь рта?Потустороннюю ведь нашу долюУзнать твоя давнишняя мечта. –– Без слов прочел на ваших грустных лицахЯ отрицательный себе ответ:Веселья больше в поднебесных птицах,И не молчали б вы так много лет.Но ты же жив еще во мне, двойник? –– Я образ твой, умерший сорок летТому назад: ты сотни раз возникИ умер, а меня совсем уж нет. –– Чем мы различны? – Ты уже старик,Я молод; ты вернулся снова к Богу,А я безбожник: мой предсмертный крикПустынную ошеломил дорогу. –– Вернись ко мне, потерянная юность! –– Не призывай: она была нема!Лишь к старости приходит многострунностьИ закипает вещая душа.Луна зашла. Буди же Антигону,Сопутницу извечную свою.Пускай ведет тебя опять к Колону,Вы будете наверное в раю! –Сквозь жалюзи врывались брызги солнца.Портреты на комоде вновь мертвы.Венец терновый на челе Колонца,Туман под сводом смутной головы...
АЭРОЛИТ
1Он с грохотом свалился с небаВо дни нашествия французов,Спалив в округе скирды хлеба,Как матушкуМоскву Кутузов.Стояло зарево над краем,Земля дрожала, как в Мессине,Бежали, словно при Мамае,Селяне в выжженной пустыне.Посыпались в мазанках стекла,Волы у чумаков сбежали,И родила кухарка Фекла,Вопя от страха и печали.Потом пошел пушистый снег,И успокоились селяне.Обозы целые телегСобрались на нагой поляне,Где, как алмаз, небесный камень