Мы были вне себя, поверьте,Наш златокудренный Хильчук,Узнав, что Вы из Царства СмертиИзбавились исподних мукИ после мытарства в Пленбеже,Et caetera, et caetera,Пристали в тихом Паневеже;Хоть он изрядная дыра,Но всё же лучше во сто кратРоссийского равенства лужи,Где всякий каторжник-МаратЧто день затягивает тужеНа шее плотскую петелькуИ где лишь спрятанный в постелькуДо Иосафатова СудаСчастлив бывает иногда.Когда мы год тому назадПопали в буржуазный Ковно,Он поразил голодных, словноВсевышнего лазурный сад,И океан в безбрежной чашеНе мог нам показаться крашеЛитвы убогой городка;Как два спасенных голубка,Мы зерна редкие культурыКлевали, жадные, повсюдуИ дивовались на конурыLaisves аллеи, как на чудо,Как не дивуемся теперьНа флорентинские палаццо.Но что ж, таков духовный зверь,Привычка хуже всяких Аццо,Тиранов старины седой,Лишь с пролетарской лебедойДа философией из жмыхНе примиришься; чтоб им лих!Но год прошел – и пролетарийСледы равенской киновариС лица и брюха посмывал –И мысли пламенный штурвалОкрепшей направляет волейРозеночек с ожившим ТолейВ лазоревые небеса,Где неувядшая красаВеков минувших и грядущих,Нерукотворное несущихБесцельным в мире пилигримам,В неосязаемом, незримомНашедшим Божьи чудеса, –И с духа упадут лесаМинутной на земле постройки,И бытия лихие тройкиУмчатся, словно вертикаль,В Создателя святую даль.Привычка – подлый СовнаркомС гниющей падали душком,Но не в Италии онаК моей душе пригвождена;Здесь до последнего мгновеньяЯ буду видеть сновиденьяИ грезу вещую любить,Здесь новую всё буду нитьЯ плесть блестящих сновидений,Пока печальноокий генийНе загасит мою свечу, –Здесь я за бытие плачуЛишь звонкой Божьею монетой.Всё сызнова берет мой духВселенной голубой воздух,Над тайной естества простертый.Нем разум и немы реторты,Но созерцающий аккордОт распреуравненных мордОсвобождает нас, сестрица,И раненная насмерть птицаОсвобождается от смертиИ кличет сродных к звездоверти,Благовествует и, не зная,Не ведая куда, зачем,Доликовавшися до рая,Становится мгновенно всем!Из этой выси три лучаОтрезав острием мечаС лепешкой из лазурной манныВсегда божественной ТосканыИ засушив их меж листовПисьма, – я, кажется, готов;Готовым быть давно пора;Меня торопит мамчура:Довольно, Толик, не балуй!Привет и братский поцелуй!
