— До свидания, Джон.
— До свидания, Ли.
— О, мой красивый мальчик. — Она заключила в ладони его посерьезневшее лицо и поцеловала с нежной страстью. — Красивый мальчик.
— Ты будешь скучать?
— Конечно, буду.
— Я тебя люблю.
— Знаю. — Ли повернулась, надела очки и удалилась в ворота, из которых не было возврата, — походкой звезды в финале кинофильма, к закату, в будущее, скользящей экранной походкой. Ей вслед смотрели двое мужчин, но она не оглянулась.
Но в самых воротах натолкнулась на шумную семью киприотов: мамашу, папашу, детишек, дядюшек — и все с чемоданами, рюкзаками и многочисленными заклеенными скотчем коробками стереосистем. Они говорили разом, размахивали руками, роняли вещи, малыши разбегались в стороны. Весь гогочущий выводок шарил по карманам в поисках билетов и паспортов.
Ли стояла позади, опершись ладонью о бедро. Ее эффектный уход был совершенно испорчен. И она обернулась. Сделала нерешительный шаг, медленно пошла, улыбнулась Джону.
Он стоял перед ней.
— Черт! Не могу. — И снова поцеловала его, но на этот раз с надеждой, обещанием и облегчением. — Черт! Давай слетаем навестим Лео. Хеймд, есть рейс на Ниццу?
— Через двадцать минут, дорогуша.
— У меня нет паспорта, — нелепо возразил Джон.
— В кармане, — перебил его шофер.
Джон полез в карман и в самом деле нащупал твердую корочку.
— На то я и ПЭД, чтобы проворачивать любое дело.
— Ли, что все это значит? Почему мы так поступаем?
— Откуда мне знать? Может, это просто отсрочка. Ничего не могу обещать. Знаю одно: здесь больше, чем где бы то ни было, вещей, которые мне хочется собрать. И еще знаю, что ты такой редкий и такой симпатичный. А поступаю так… черт! Потому что могу. Потому что я — Ли Монтана.
НА БИС
Хеймд закурил маленькую сигару, выставил локоть из окна, занял скоростной ряд и направился на запад. Прекрасный день — стремительные облака, цветы, деревья, овцы, голос Брюса Спрингстина[82] из стереоколонок. Он посмотрел в зеркальце на заднее сиденье.
— Естественно. В самую точку. Таких вещей, как счастливые концы, конечно, не бывает. Чтобы все живущие испытывали вечную радость. В детстве это меня ужасно огорчало, потому что казалось каким-то надувательством. Словно бежишь и внезапно останавливаешься. Хорошо бы, чтобы сначала случалось приключение, а потом счастье на целую жизнь. Но жизнь не игра в бридж, где везунчик выигрывает, невезучий проигрывает и плетется восвояси. Можно превратить рассказ в анекдот, потому что так понятнее, но реальная жизнь идет своим чередом. Это лотерея. И одно событие перетекает в другое.
Не исключение и Джон с Ли. У них родился ребенок, дочь. Джон присутствовал при ее появлении на свет в Беверли-Хиллз. Ли хотела назвать ее Антигоной, но Джон, можете себе представить, высказался категорически против. Только не хватало всю жизнь прожить с этим именем. Поэтому они нарекли ее Софраклеей. По голливудским меркам консервативное имечко. Сокращенно выходит Софи. В итоге Джон с Ли оказались не вместе, но и не порознь.
Джон остался в Лондоне и заработал на своем «Я смотрел, как ты спала» кучу денег. Да вы в курсе — эту песенку все помнят. Год продержалась в десятке лучших. Номер один в любой стране, где есть электричество. Ее использовали в кино и коммерческих роликах, не пел только самый ленивый, ее заправили в музыкальные автоматы и караоке, играли на свадьбах и похоронах и в «Пластинках на необитаемом острове»[83]. Она стала классикой и прославила Джона, насколько это возможно при том, что он оставался анонимом. Кто написал «Я смотрел, как ты спала» — самый каверзный вопрос любой викторины. Так что песня стала еще знаменитее, чем Ли, — ее будут петь не меньше сотни лет. Часть денег Джон потратил на то, чтобы купить книжный магазин. Да, да, можете себе представить? Купил магазин! Открыл букинистическую секцию, каждый день заходит и читает. У него мало друзей, он редко появляется на людях, так и не женился; просто любит Ли и дочь. Два или три раза в год они вместе отправляются в отпуск и грандиозно проводят время. Софи славненькая девчушка — умная и счастливая. Хочет стать поэтом, как папа, и не способна пропеть ни одной ноты. Ли с Джоном часто говорят по телефону, обычно по ночам. А иногда она садится в самолет и прилетает. Тогда они обнимают друг друга в большой кровати в белой комнате, словно два испуганных существа, которых уносит на бревне в чернеющее море.
Видите ли, в нашей истории все стали так или иначе знаменитыми. Каждого опалила слава. Все сделались своего рода звездами и хлебнули отпущенную порцию счастливой вечности.
Миссис Пейшнз продала магазин Джону и переехала в коттедж в Норфолке. Сбылось ее желание — она написала бабушкину поваренную книгу и ведет телепередачу «С сельской кухни». Говорят, что она очень популярна среди стареющих дам.
Клив завершил «Плавники желания», нашел издателя, и роман стал продаваться с колес. Клив обожал собственную известность, обожал, что богат, а больше всего — что оказался не промах. Он не сходил с экранов телевизора и колонок сплетен, и о нем постоянно судачили. Он женился с полдюжины раз и всегда на маленьких стервочках с непомерно большими грудями. Написал целую полку сексуальной чепухи. Иногда заезжает к Джону и жалуется, что его книги должным образом не рекламируются. Они друзья больше по привычке, чем по убеждению.
Айсис была и так знаменита, но «Я смотрел, как ты спала» поставила точку в ее карьере. Она больше не спела ничего подобного, однако это ее не расстроило. В конце концов Айсис уехала в западную Ирландию и там растит лошадей и детей. В Лондон наведывается редко и обычно встречается с Джоном — им кажется, что они что-то так и не завершили. Иногда они напиваются и занимаются любовью, но это совершенно не важно. Айсис считает Джона своим близким другом, и оттого, что они видятся редко, это дается легче, и у нее теплее на сердце.
Прославились даже Дом с Питом, стали кумирами в Германии. И за какую-то глупость с видео и бычьими сердцами получили Тернеровскую премию.
Дочери Оливера Скай отсосали жир, переиначили лицо и снабдили ее пластиковыми титьками. Она забеременела и родила ребенка с церебральным параличом. Он — ее искупление. Скай занялась благотворительностью, здравоохранением и стала известной личностью. Не устаю удивляться чудесам.
Оливер наконец оказался в Голливуде и попался на скандале с мальчиком. Нашел своего Бога, в тюрьме написал сценарий к кинофильму. И теперь является чем-то вроде христианской иконы.
Теперь о Петре. Петра не стала знаменитой, разве только в своем роде. Она послужила вдохновением для стихотворения «Я смотрел, как ты спала», но сама об этом никогда не узнала. Об этом никто не знал, кроме Джона. Джон был последним, кто ее видел тогда, на улице. Петра не вернулась домой, не забрала вещей, ничего не сказала Кливу и разбила его сердце. Просто растворилась в городе. Иногда мне кажется, что я ее узнаю: фигура на углу, вот сходит с эскалатора, лицо в последнем автобусе. Она где-то там — безымянная, требовательная, энергичная, волевая, ожесточенная и циничная. Это ее люди, ее толпа, а она их Марианна. Если собираются вместе пять-шесть человек и начинают потихоньку буянить — значит, она там.
А Ли? Ли — это Ли, Ли Монтана. Самая знаменитая женщина в мире, неугасимая звезда, вечно сверкающая на целлулоидном небосклоне. Если живешь вечно, означает ли это, что жил вообще? Такова проблема с богами. Жили ли они когда-нибудь?
Все эти вещи я говорил Джону в машине, чтобы помочь возвыситься над фатумом, и они, скажем так,
