ярость, стремление спрятаться и броситься на меня. Все эмоции зверя стали моими! Мое сердце, не слышимое до этого момента, стало медленно и натужно, как тяжелый молот, биться в груди. Напившись, я отпустил, рвавшегося из моих рук кабана. Хрипя и трясясь всем телом, он отполз в кусты и замер, все еще дрожа и повизгивая от страха. В удивлении я смотрел на свои руки: сквозь дыры в разорванной сорочке, бледные до мертвецкой синевы, они на глазах становились почти нормального, человеческого цвета. Тепло разливалось по окоченевшему в ледяном плену телу.
Страшась своей реакции на людей, я не решался приблизиться к человеческому жилью. Три месяца прошло со дня моего исчезновения. Я понял, что кровь животных вполне способна утолять мою потребность в восстановлении жизненных сил, что кровь разных животных имеет различный вкус и оказывает неодинаковое воздействие на мое тело и эмоции. Так кровь хищных зверей горячит, возбуждает, как вино, а травоядных, наоборот, успокаивает; что охотиться желательно раз в месяц, и что мне нет надобности убивать зверей. Понаблюдав за своей первой жертвой, я понял, что не нанес ей смертельного вреда. Меня мучил вопрос, почему же со мной произошло обращение? Возможно, это вампирский яд, по- видимому, люди либо умирают, либо перевоплощаются.
Как-то раз, забравшись в развалины замка и спрятавшись в тень под козырьком от нависшей надо мной стены, я наблюдал за первыми снежинками, кружащимися в потоках ветерка. В памяти всплывали картины моей человеческой жизни. Я тосковал по ней. Вдруг в моей голове раздалось: «Не хочу идти домой, посижу здесь немного. А то опять матушка погонит воду таскать для скотины».
В ужасе от того, что сейчас может произойти, я в одно мгновение, как ящерица, проскользнул в проем меж камней и спрятался в углублении. Девочка лет десяти прошла совсем рядом с моим укрытием и села неподалеку, перебирая в уме свои детские проблемы. Ее запах пробудил во мне охотничий инстинкт, тело напряглось, готовое к прыжку, рот наполнился горькой слюной. Я закрыл глаза и призвал на помощь всю выдержку, на которую был способен. Остановив дыхание, замер, схватившись за камень. Разум с усилием скрутил дикое желание. Почти час она просидела, мечтая, пока я, мучимый ее присутствием, боролся с неистовой жаждой. Но вот она ушла, и я, обессиленный, привалился к стене. Я смог! Я устоял!
Уже стемнело, когда я подошел к крепостной стене замка Моро Драг. Быстро взобравшись по стене («все-таки удобно», — отметил я про себя), спрыгнул в парк. Прокравшись во дворец, потайным ходом пробрался в свою комнату.
Вся одежда, что была на мне, пришла в негодность после многочисленных попыток свести счеты с ненавистным существованием. Конечно, вампиру не холодно и голышом, но все же не очень прилично. Терзая себя огнем, водой, голодом и всем, чем только может терзать себя обезумевший от ужаса человек, я, наконец, пришел к выводу, что все мои попытки напрасны, и, если мне поневоле приходится жить, нужно позаботиться о необходимом.
Впервые после перерождения, я находился под крышей человеческого жилья. Знакомые запахи кружили голову. С горькой грустью я сел на свою кровать, оглядел комнату, такую неожиданно дорогую моему сердцу. Милые вещицы, привычные в обыденной жизни, теперь умиляли меня. Подойдя к большому сундуку, стоящему в углу, я поднял крышку. Сюда складывались вещи уже ношенные и отслужившие свое, если я возьму что-то, это не бросится в глаза. Выбрав темную, сшитую из крепкой шерстяной ткани, сорочку и штаны из мягкой кожи, я переоделся и по привычке подошел к зеркалу. То, что я увидел, повергло меня в шок. На меня смотрел незнакомец с моими чертами лица! Преображенное абсолютно непостижимым образом, оно было необыкновенно прекрасно, но какой-то нечеловеческой, завораживающей красотой. Глаза, прежде голубые, теперь же абсолютно черные, стали жуткой, невероятной глубины, как омуты. Кожа намного бледнее, чем у людей, была совершенно гладкой, без малейших мимических морщинок, что делало ее похожей на фарфоровую.
Я долго сидел в своей комнате, не зная куда податься, что делать дальше. Мне некуда идти. Мой дом здесь. Чем занимаются другие вампиры, меня не интересовало, это было самым последним, что я хотел бы знать. У кого спросить совета? Мой верный друг Тибальд первым бросится на меня с топором. Если бы он мог убить меня, я бы с радостью вышел ему навстречу.
Мне не хотелось уходить, и я решил остаться до утра. Я лежал на постели и смотрел в потолок. Часы пробили без четверти двенадцать. Ко всему прочему вампирскому набору мне досталась и бессонница, и как я ни старался, уснуть не мог ни днем ни ночью.
Я думал о своей дальнейшей жизни. Мне было бы немного легче, имей я возможность остаться дома. Пусть тайно, но мне не нужно будет скитаться по незнакомым местам, а охотиться я могу и в своих лесах, благо зверя у нас достаточно. Горькая обида невыплаканными слезами сдавила горло, быть дома и не иметь дома. Изгой, вынужденный мыкаться по свету. Несколько месяцев провести в одиночестве, бояться самого себя, ненавидеть лютой ненавистью злосчастную Дженессу Мур. Проклясть весь мир и опустошенным, затерянным в бесконечном океане душевной боли изломанной щепкой прибиться к родному порогу. Имел ли я право на сочувствие, на понимание? Может ли уродец, вроде меня, иметь право на жизнь среди людей? Какими словами можно выразить горечь потери, постигшей меня? Иметь счастливый дом, любящих родителей, найти любовь, жить надеждами и потерять все в одночасье — есть ли горше участь, чем моя?
Я никогда не был трусом и всегда мог постоять за себя — немногие рисковали затеять ссору со мной. Но сейчас я смертельно боялся. Боялся одиночества, неопределенности, боялся снова оказаться на улице. Самые что ни на есть человеческие страхи. Обидным было и то, что мои чувства, жизненные принципы, привязанности и даже привычки остались прежними. Я скучал по родителям, сестрам, брату. Я любил Диану, и моя любовь к ней только усиливалась со временем, не теряя остроты желания видеть ее, прикасаться к ней. Я так же, как прежде терял голову, думая о ней. Зная, что теперь лишился ее навсегда, я мучился ревностью к ее будущему избраннику и тосковал.
Поддавшись острому желанию, в полночь я решился пройтись по дому. Мне очень хотелось вдохнуть родные запахи, ощутить тепло и привычный уют. Тихо, как тень, я выскользнул из комнаты. Подойдя к комнате Николь, прислушался — тишина, уже уехала в школу: ей учиться еще два года. Рауль тоже, наверное, уже в Версале, при дворе короля. Прокравшись на половину родителей, я услышал тихое потрескивание поленьев в камине, дыхание, и биение двух сердец. Горькие мысли матушки, оплакивающей меня, и размышления отца о продолжении моих поисков. Запах, исходивший от них, заставил напрячься мои мышцы, но мне, хотя и с трудом, все же удалось усмирить свое желание, и теплая волна нежности и любви захлестнула сердце. Я стоял в темном коридоре, прислонившись спиной к стене, и плакал сухими глазами, без слез.
Остаток ночи я провел в библиотеке, сидя у камина, который никогда не угасал. Теперь я был по- своему счастлив, обретя, наконец, приют. То, что мне удалось проигнорировать близость родных и не тронуть их, вселяло надежду на будущее. Хоть что-то определялось в моей жизни. На рассвете я пробрался в башню, стоящую над пропастью в океан и соединенную с замком крытым переходом. Лестница, которая вела в помещение под самой ее крышей, прогнила со временем, но ее не ремонтировали за ненадобностью, и я мог не опасаться непрошеных гостей. Заброшенная и пыльная с узкими прорезями окон — бойниц, комната, бывшая когда-то сторожевым постом, теперь должна стать моим дневным убежищем. Возможно, со временем я смогу устроиться в ней с большим уютом. Весь день я наблюдал за тем, что происходило в замке, любовался бескрайними просторами океана, открывавшимися передо мной. Поздно вечером вернулся в библиотеку. Теперь я мог читать ночи напролет(раньше мне всегда не хватало времени на это занятие).
Жизнь входила в какое-то определенное русло, как-то налаживалась.
Я проводил все ночи в библиотеке и только перед рассветом поднимался в свою комнату, чтобы немного почитать в постели. Я не мог отказать себе в этом, потому что так я чувствовал себя человеком. Однажды я наткнулся на старинные рукописи, относящиеся к временам моего предка, начавшего строительство нашего замка более 500 лет назад, Тьёдвальда Темного. Чертежи на старинных свитках, хозяйственные отчеты управляющего и тому подобные документы лежали в простом деревянном и ящике, задвинутом в дальний угол. Среди этих бумаг была одна карта, которая привлекла мое внимание. Совершенно неприметная рукопись, полустертая, больше похожая на примитивный чертеж, видимо, поэтому не привлекшая к себе ничьего внимания. Но, осмотрев ее (только моим острым зрением можно