знания в деньги. Заниматься же коммерческой деятельностью, то есть, например, в университетских мастерских мастерить вилсипеды, а потом их продавать, мы не можем. Есть соответствующий запрет. Поэтому, думаю, будет правильнее всего зачислить вас в штат работников нашего заведения — сперва как помощника преподавателя, а потом и как преподавателя. Конечно, это будет сопряжено с определенными трудностями и для нас, и для вас. Но другого выхода я не вижу.
— А в чем трудности?
— Ну, например, вы видели наших студентов?
— Кажется, нет, если их только не было в мастерской Бержи.
— Были, но те не в счет. В присутствии декана студенты не позволят себе безобразий. А вот когда вы выйдете к ним один на один… Я вам не завидую.
— Почему? Они так не любят преподавателей?
— При чем тут любовь? — ее массивные серьги темно-золотистого металла качнулись в жесте непонимания и неожиданно звякнули громко и мелодично. — Любить вас или не любить — личное дело каждого из них. Но вот заслужить их уважение непросто. Каждый из них мнит себя великим магом — если не в настоящем, то в будущем.
— Понятно. Они будут пробовать меня на зуб, — я постарался перевести идиоматическое выражение на местный язык — и тут же об этом пожалел.
— Кусать? Нет, кусать они вас не будут. Но учинить некую проверку вашего мастерства вполне в их духе. А вы ведь совершенно не способны к чародейству.
— А все прочие преподаватели — способны?
— Большинство — да. Поэтому для первого выступления советую подготовить некий фокус, который поразил бы наших студиозусов. А потом держать в запасе еще два-три. Впрочем, это дело будущего. Пока я даже не знаю, что вы будете преподавать.
— А почему вы решили, что я вообще могу это делать?
— Разбираться в людях — часть моей работы.
— Даже в пришельцах?
Кажется, тут я ее поддел, и она несколько смешалась. А, может быть, даже обиделась.
— Дмитрий, если я говорю, что вы сможете преподавать, значит, я на чем-то основываюсь.
— Да я ведь не отказываюсь. Просто странная ситуация — меня самого нужно учить элементарным вещам, даже писать и читать.
— Согласна, странная. Но очень интересная. Ведь вы уже учите того же Бержи с его подопечными — то езде на этой вашей двухколесной машине, то фокусам с веревками и колесами, а то логическим играм на клетчатой доске. Это очень полезно для наших преподавателей. Да и такой студент, как вы — для них находка, возможность прочистить мозги. А для мага умение время от времени смотреть на вещи иначе — очень важный навык, иначе разум становится костью. Знаете, зачем я это ношу? — она потеребила пальцами свое любимое ожерелье из крупных костяных бусин. Не дожидаясь ответа, сказала: — чтобы не забыть о такой возможности.
Присмотревшись, я увидел, что каждая бусина представляет собой миниатюрную модель человеческого мозга — с полушариями, извилинами и прочими признаками, знакомыми еще по школьному учебнику анатомии. Но — из кости.
Как функционировала местная экономическая система, я до конца не понял. Деньги в хождении были. Причем, как правило, безналичные — в форме неких записей на браслетах и перстнях. Запись считывалась специальной колдовской машинкой, перебрасывалась с перстня на перстень. В общем, аналог пластиковых карточек. Но были и наличные — некие кристаллы. Если я правильно уяснил, они использовались не только в качестве средств обмена и средств накопления, но и еще как какие-то колдовские принадлежности. То есть деньгами в чистом виде — крашеными фантиками, ценность которых только в договоренности, — не были. Это радовало, хотя спросите меня, почему — и не отвечу.
Мне ни браслета, ни перстня не полагалось: дескать, мой статус тут не определен. Более понятного объяснения добиться не удалось, но, по всей вероятности, этот самый браслет выступал не только электронным кошельком, но и паспортом личности. А представьте себе, какие сложности ожидали бы у нас, к примеру, марсианина. Нет, вы представьте: заходит это в ЖЭК к паспортистке маленький зеленый человечек и говорит: 'Здравствуйте, я с Проксимы Центавра, хочу получить ваше гражданство'.
В фантастике (см., например, фильм 'Короткое замыкание-2') эти вопросы решались с участием добрых и мудрых государственных чиновников. Ну, так на то она и фантастика, чтобы там встречались особи, не способные выжить в реальной жизни. Не удивлюсь, если и здесь были аналогичные проблемы. То есть, теоретически, гражданство мне можно было выхлопотать, но связываться с неповоротливым государственным аппаратом никто, в том числе и Лиина, не хотел. Не мне их осуждать за это.
В качестве паллиатива был предложен несколько громоздкий вариант, резво напомнивший мне родную контору с ее кадровыми и денежными финтами времен средних девяностых. Меня таки приняли на работу в университет как 'добровольного помощника', деньги за мои услуги сбрасывали на особый счет. Распоряжаться им по своему усмотрению я не мог. Но раз в неделю в 'шоппинг-поход' со мной отправлялся распорядитель счета — как правило, кто-нибудь из университетских профессоров или, пользуясь нашей терминологией, аспирантов. Необходимость напрягать постороннего человека меня не очень радовала, но лучше так, чем никак.
С интеллектуальным трудом, между прочим, больших прорывов не было. Сперва я загорелся — не то, чтобы мир перевернуть хотел, но думал, что много чего полезного привнести смогу. Первый облом случился, когда я попытался изобресть что-то электрическое. Постоянных магнитов тут не было, явления этого не знали. Так что сделать генератор я не мог. Пришлось начать с начала, с электростатики, благо, кое-что из школьных учебников и первых курсов универа помнилось. Попытался поставить несколько элементарных опытов. И с удивлением обнаружил, что 'включаешь — не работает'. Не проявлялись тут простые эффекты. Даже кусок пластмассы, натертый шерстью, и не думал притягивать мелкие мусоринки. Я едва не заработал лысину, остервенело чухая пластиковой расческой по волосам. Не электризовалась она — и все.
Потом я вспомнил, что в датчике велокомпьютера заложен магнитик. Так что вы думаете? Он не притягивал даже 'соплеменные' гаечные ключи. Господа Майкл Фарадей и Джеймс Максвелл, а также Ом, Кирхгоф, Джоуль-дефис-Ленц и прочие электрические светила, появись они здесь, рисковали сойти с ума. Как так — открытые ими физические законы и выстраданные системы уравнений берут и не работают? Хорошо, что я не физический гений: с ума не сошел, разве чуток…
Только не спрашивайте меня, как в наших с Юлькой организмах протекали всякие межклеточные и нервные процессы, обусловленные электричеством. Не знаю.
Нельзя сказать, что со всякой моей научно-технической идеей происходил такой конфуз. Случалось и порадовать местных мудростью предков.
Помните, я описывал процедуру замены маховика в Лиининой повозке. Оказывается, повозок таких по стране бегало великое множество. Меньше, чем у нас автомобилей, но все же именно эти 'магоходы' являлись основными средствами передвижения. И у каждого маховик своего размера. Так что магу, заговаривающему незнакомое колесо, приходилось попотеть. Поэтому обычно каждый автовладелец ходил на поклон к 'своему' колеснику. Я предложил ввести некие стандарты на колеса и даже устроить по дорогам пункты обмена 'разряженных' маховиков на 'заряженные' — с доплатой. По аналогии с АЗС в родных палестинах. Мысль сперва огорошила моих знакомых профессоров — мол, слишком масштабный проект. Но после моего вдохновенного рассказа о том, как это бывает, они прониклись.
Да, оказалось, что маховик внутри 'магохода' крутится все время, как двигатель на холостом ходу. По этому поводу я предложил на время простоя заставлять его раскручивать маховичок поменьше — хоть для часов. Не зря ж, мол, механической энергии пропадать. Лиина с Бержи, как могли, вежливо ответили, что не я один такой умный, что схема давным-давно используется в некоторых моделях, но не слишком эффективна: основной маховик быстрее 'садиться'. Что ж, бывает. Зато я нарисовал им несколько принципиальных схем бесступенчатой передачи. И вызвал фурор. Оказывается, эти ребята не употребляли клинчатых ремней. А когда я плоский передаточный ремень превратил в ленту Мебиуса — ту, что с одной поверхностью — чтоб обе стороны равномерно изнашивались, меня тут же готовы были посвятить в местные академики. Этого математического фокуса здесь не знали. Как не знали, впрочем, и патентного
